«Да вы что! — возмущённо отпиралась Леночка. — Я же у него дома была. Он очень скромно живёт, в двухкомнатной на Гражданке…»
За два месяца до свадьбы крыть стало нечем. Антон, как всегда ничего не объясняя, привёз её с обеими дочками к нарядному старому дому возле метро «Горьковская». Они поднялись в лифте на верхний этаж, и он по-прежнему молча распахнул перед ними двери в только что купленную квартиру. Вернее, две бывшие отдельные — и не маленькие — квартиры, соединённые вместе. Там не было абсолютно ничего, кроме голых ободранных стен. Но из окон открывалась потрясающая панорама Петропавловки, Невы, Стрелки и всего прочего, от чего ахает и всегда будет ахать остальной мир.
Леночка ахнула тоже. «Мама, — робко спросила старшенькая, Анютка, — мы что, в самом деле будем теперь здесь жить?..» Девочке, выросшей с видом на помойку, трудно было поверить, что такое чудо возможно. Лена беспомощно оглянулась на Антона, и тот молча кивнул.
.» Девочке, выросшей с видом на помойку, трудно было поверить, что такое чудо возможно. Лена беспомощно оглянулась на Антона, и тот молча кивнул. Кудрявая Танюшка сидела у него на руках, доверчиво обнимая за шею. Накануне она поинтересовалась, можно ли называть его папой.
Лена едва не разревелась, глядя на этих двоих, но тут её отвлекли: рядом возник молодой человек с большим блокнотом. Он назвался дизайнером и приготовился выслушивать её пожелания по оформлению интерьеров. Лена немало посмешила его, начав растерянно озираться: «Да я не знаю даже, где тут кухня находится…»
Теперь она была миллионершей со стажем, и личное счастье присутствовало не только в финалах женских романов. Сперва её немного смущали охранники, постоянно торчавшие в доме. Потом познакомилась: суровые богатыри при ближайшем рассмотрении оказались милыми и трогательными ребятами, любителями мороженого и мультфильмов. По странному капризу судьбы они были сплошь детдомовцы — как и Антон, которого они нет-нет да величали командиром. Парни по достоинству оценили домашнее тепло, в которое Лена их допустила. Встречали из школы Анютку, по-мужски помогали в хозяйстве (домработницу Лена так и не завела, хотя Антон предлагал), возились с девчонками, показывали им в спортивной комнате какие-то упражнения…
А потом она снова встретила Гену.
По выходным Антон никогда не занимался делами, полностью отживая это время семье. Была солнечная весенняя суббота, и они все вместе возвращались из Зоопарка, куда начитавшиеся книжек дочки водили их созерцать волка. Они уже миновали любимый магазин где продавались всевозможные причиндалы для верховой езды и висели объявления о жеребятах, и тут-то Лену окликнули по имени. Она обернулась…
— Сколько лет, сколько зим, — нерешительно улыбаясь, сказал бывший муж.
— Ну, здравствуй, — тоже слегка запинаясь выговорила она.
У неё блестело на пальце обручальное кольцо, и Гена оценивающе посмотрел на Антона:
— С супругом не познакомишь?
Лена представила их друг другу. Антон молча кивнул игнорируя протянутую ладонь. Анечка и Танюшка тоже молчали, во все глаза глядя на отца, ставшего чужим дядькой. Лена в своё время не стала забивать им головы красивыми сказками, объяснив всё как было: папа нас бросил. Не захотел с нами жить.
Сколько лет они не видели друг друга?
— А я… опять холостой, — почти похвастался Гена. У него был вид человека, который постепенно тонет в жизненном море, но пока ещё изображает благополучие. Плохо выстиранная рубашка и разномастные шнурки на когда-то модных ботинках… Судя по всему, он шёл к метро с Сытного рынка; в матерчатой авоське виднелись пачка дешёвых макарон, большая банка томат-пасты и полхлеба. Лена вспомнила, как сама так же носилась то на Звёздную, то на Сенную, выискивая, где что подешевле.
…Только глаза у него остались точно такими, как на том безымянном озере между Чупой и Амбарным, где он когда-то всю ночь пел ей под гитару… Лена вздрогнула, гоня наваждение. Что-то в ней ещё тянулось к нему. Несмотря ни на что…
— Дочки-то вымахали… И Танюшка молодцом, поправляется…
Танюшка, которую он покинул прикованную к постели и с момента развода ни разу не навестил («Зачем зря ребёнка травмировать!»), стояла опираясь на палочку и свободной рукой крепко держалась за руку Антона Меньшова.
— Девочки… Анечка, Танюшка! Вы меня помните?
— Помним, помним, — усмехнулась Анютка.
Сколько раз по ночам на маленькой кухне она утешала маму, плакавшую от беспросветности и одиночества, а в комнате спала после очередного укола маленькая сестрёнка… Танюшка потянула Антона за руку:
— Пошли, ПАПА…
— Сейчас, солнышко, — сказал Антон. — Видишь, мама разговаривает.
Он вовсе не был хрестоматийным «новым русским» в длинном зелёном пальто, но разница между двоими мужчинами — не только физическая — бросалась в глаза. И Гена, чьих ушей не минуло заветное слово, встал в позу:
— Значит, по шоколадке подарил — и уже «папа»? А я, получается, теперь кто?..
— Не знаю, — устало ответила Лена. Карельское озеро окончательно затерялось вдали, а Гена вновь стал таким, каким был в последние месяцы перед разводом. Глядя на него, Лена вдруг вспомнила газетную полемику, происходившую когда-то вокруг очень важного вопроса: уступать или не уступать женщинам в транспорте место. Один духовный брат её экс-мужа высказался с обезоруживающей прямотой — наделайте, мол, побольше трамваев, чтобы не было давки, а пока идёт борьба за места, у мужчин есть веские причины не соответствовать рыцарскому идеалу. То есть они бы, конечно, с удовольствием соответствовали, но только пока не приходится поступаться личным комфортом. Гена до сих пор, наверное, считал, что имел все основания уйти из семьи.