— Дядя Лёша, — сказала Стаська, — можно мне с вами посоветоваться? — И добавила, волнуясь и краснея: — По жизни…
Снегирёв молча переставил свою корзину поближе и сел на горелый пенёк. Итак, у них уже были общие переживания. И общая тайна. А теперь ей понадобился его совет по важному жизненному вопросу. Очень даже неплохо. Он в который раз осознал, что делает чудовищную ошибку. Ну и плевать. Могла ли быть слишком дорогая плата за такие мгновения?
— Вы понимаете, — начала Стаська, — в младших классах нас родители из школы встречали…
— И правильно делали, — проворчал Снегирёв.
— У вас, я надеюсь, омоновец при входе сидит?
— Сидит, — кивнула она. — Так вы понимаете, мы уже считаем, что мы взрослые… выросли… Нам скорей хочется… А родители, ну, вы же знаете, мы для них маленькие… И вот как раз первого числа за одной девочкой из нашего класса мама пришла, а та всё лето мечтала, как одна будет ходить. Ну и… В общем, она этой маме такую пощёчину… Я в двух шагах стояла…
Снегирёв молча слушал.
— А потом ко мне поворачивается, — продолжала Стаська, — и как ни в чём не бывало спрашивает: «Санта-Барбару» летом показывали или как? А то, мол, в такую тьмутаракань предки загнали, что и телевизора не было… А я стою и не знаю, как с ней теперь разговаривать…
— И не стала? — угадал Снегирёв. Стаська опустила глаза.
— Нет… И понимаю, что вроде невежливо, а всё равно не могу…
Снегирёв подумал.
— А тётя Нина с дядей Валерой что тебе посоветовали? — спросил он затем. Он был сторонником субординации.
Стаська помялась.
— Тёте Нине я вообще говорить не стала, она расстроится… А дядя Валя сказал, это дело той девочки и её мамы, а мне лучше с ней себя вести, как будто ничего не случилось.
Чувствовалось — такое решение проблемы её категорически не устраивало. Что касается Снегирёва, ему множество раз случалось пожимать руку людям, которых ему больше всего хотелось безотлагательно придушить.
— Я бы, — сказал он Стаське, — на твоём месте шумных скандалов ей не закатывал…
— А я и не закатываю!
— …но и всякие отношения начисто прекратил бы. Стаська сняла очки и стала протирать их рукавом свитера, забавно щурясь на Алексея. («Совсем как Кира…» — опять заныло в груди.)
— Вы знаете, дядя Лёша… Я иногда думаю… Если бы у меня были мама и папа, мы бы тоже, наверное, ссорились… Они бы меня за что-нибудь ругали, а я бы обижалась… — Стаська помолчала. — Только всё равное кажется, что мы бы ни за что… никогда… Снегирёв молча слушал, глядя на неё.
— Дядя Лёша, — спросила она неожиданно, — а вас дети есть?
Вот тут Алексей испытал страшный позыв очертя голову шагнуть в пропасть, выговорив труднопоправимое «да». Он поборол подступившее головокружение и ответил более обтекаемо:
— Да ты понимаешь, я как-то до сих пор не женился…
— А родители ваши ещё работают или уже на пенсии?
— Не знаю, — Алексей усмехнулся. — Меня родители бросили, когда мне два месяца было. Я в детдоме вырос.
— А я маму хорошо помню, — сказала Стаська задумчиво. — Мне семь лет было, когда…
— Я знаю, Стасик.
— А папу я никогда не видела. Он в Африке погиб, в геодезической экспедиции. Я даже родиться тогда ещё не успела. — Стаська надела очки и вновь посмотрела на Снегирёва, словно ожидая совета: — У нас в классе мальчик был… То есть он и сейчас есть… Ну, такой, понимаете, которые с пелёнок всё знают… Я однажды сказала про папу, а он стал смеяться: это, мол, все тётки придумывают, которым обещали жениться.
Я тут ему ка-ак дала! Нос разбила. Меня к директору вызывали, — добавила она с гордостью. — И тётя Нина с дядей Валей воспитывали. Чтобы я извинилась… Говорили, мама была бы недовольна…
— Почему? — тихо спросил Снегирёв.
— Ну, этим ничего не докажешь, и всякое такое, что нельзя до них опускаться.
— А ты?
— А я сказала, что ещё сильней ему тресну, если он опять!
— Вообще-то опускаться в самом деле не надо, — рассудительно проговорил Алексей. — Так что тут они правы. Но, если честно, я бы тоже, наверное, ему в репу заехал.
— Между прочим, — сообщила ему Стаська, — папа маме кольцо подарил, когда уезжал. Обручальное. Оно у меня теперь на стенке висит. И сказал: как вернусь — в тот же день в загс!
Снегирёв подумал о стихах на беленьком бумажном листке. Стаська услышала его мысли.
— Дядя Лёша… — застеснялась она. — Я когда-то стихотворение сочинила… Можно, я вам прочитаю?
Он кивнул, глядя ей в глаза. Кира шла к ним через лес и близоруко всматривалась сквозь очки, неся, словно букет, яркие подосиновики: «Вы это что тут притихли? Зову, зову…»
Вслед за солнцем приходит тень,
И над этим никто не властен.
Что несёт мне завтрашний день?
Может, слезы, а может, счастье.
У меня когда-то был дом
И родители молодые.
Хоть меня ещё не было в нём —
Как мы все друг друга любили!
На закате чёрного дня
Каждый шаг отдаётся гулко.
Маму отняли у меня
Три подонка в тёмном проулке.
Моя память хранит лицо,
Поцелуи, родной запах…
А тому, кто был мне отцом,
Не пришлось мне сказать «папа».
Там, где солнцем сожжён песок
И на картах нету дороги,
Угодила ему в висок
Чья-то пуля в бою жестоком…
Так они от меня ушли.
Злые люди нас разлучили,
И по разным концам земли
Светят звёзды на две могилы.