Из тумана неожиданно вынырнула узкая полоска пляжа. Матросы затабанили, и Эйно поднялся на ноги. Подчиняясь его короткой команде, один из них неожиданно поднял меня на руки, бережно, как девицу, посадил на свое широкое плечо, и перебрался за борт. Воды там было ему по пояс. Двое других проделали точно такую же операцию с Эйно.
— Нам не следовало мочить ног, — тихо объяснил он, глядя, как матросы несут на берег небольшой сундучок. — Здесь рядом — поселок. Мы обойдем его по холмам, так, чтобы спуститься с противоположной стороны, и купим у одного человека лошадей.
— Он предупрежден? — спросил я, ощущая легкую дрожь предстоящего приключения.
— Он ждет гостей, — едва слышно усмехнулся Эйно.
Глава 3
Купленная для меня лошадь оказалась с норовом. Каурая кобылка то и дело взбрыкивала, нервно реагируя на повод, и злобно храпела, оглядываясь на массивного черного мерина Эйно. Сказать по совести, я с удовольствием поменялся бы с ним, но, к моему изумлению, он держался на лошади еще хуже, чем я. Эйно трясся в седле, словно древний монах, на склоне лет впервые посланный за милостыней. Езда доставляла ему мучения, но он героически делал вид, что все в порядке и даже улыбался, нещадно отбивая спину своего черного евнуха.
— Да, — сказал он, когда мы взобрались на невысокий холм, и внизу появились башенки городка, фальшиво вызолоченные закатным солнцем, — ну не рожден я для седла… честно говоря, я родился в таком же маленьком поселке — только стоял он на берегу огромной бухты, куда часто заходили королевские корабли. И рос я, соответственно, уже в море.
— Ваш отец был вельможей? — осторожно поинтересовался я.
— Моему отцу принадлежала половина побережья нашего острова, — вдруг скривился Эйно и, неловко ткнув мерина каблуками, бросил его вниз по склону.
Моя кобыла рванула следом без команды.
Городишко встретил нас запахом жареных цыплят и криками святых братьев, созывавших народ на вечернюю молитву. В Гайтании молиться любили. Типичный гайтанец представлялся мне неряшливым скрягой, готовым удавиться за каждый медный грош, зато всегда радующимся молитве как способу выпросить у богов побольше этих самых грошей. Разглядывая грязноватые вывески различных заведений, Эйно осторожно вел меня по узким улочкам — в сточных канавах копошились чумазые дети, из окон вторых этажей то и дело высовывались женские лица в обрамлении несвежих чепцов, — и наконец он уверенно остановил коня возле довольно чистой таверны под названием «Старый мост». По-видимому, решил я, моряк искал дорогу, руководствуясь ранее описанными ему ориентирами. Для него, владевшего сложным искусством навигации по солнцу и звездам, это не было трудной задачей.
По-видимому, решил я, моряк искал дорогу, руководствуясь ранее описанными ему ориентирами. Для него, владевшего сложным искусством навигации по солнцу и звездам, это не было трудной задачей.
Привязав лошадей, мы вошли в большой зал, освещаемый стрельчатыми окнами, напоминавшими собой бойницы старых замков. Народу здесь было полно — под темными деревянными балками потолка гудел разноголосый гомон, — но его явственно перекрывал визгливый мужской голос:
— Мозги, я говорю! Мозги, бездельник! Вчерашние, э? Не врать мне! Вчерашние у тебя мозги?
— Что вы, сье, — отвечал разносчик, — мозги у нас самые что ни на есть свежайшие, сегодняшние… извольте видеть… А если мозги вам так не по вкусу, то извольте приказать вот супчику… джонджолей под головизну, все самого первого сорта…
— Джонджолей! Мозги мало того, что вчерашние, так еще и недожаренные!..
Эйно повернул на голос, и я увидел упитанного господина средних лет, одетого в модные, но уже изрядно заляпанные жиром одежды гайтанского вельможи. Под неряшливым кафтаном виднелась темная, тонкой работы кольчуга, — а впрочем, разглядеть ее ценность мог лишь взгляд внимательного или посвященного. Я всегда славился своей наблюдательностью. Это был солдат, вернее, офицер гайтанского короля, старавшийся, чтобы его принимали за повесу. Именно в его компанию и устремился Эйно.
— Айек! — горестно воскликнул моряк. — Старый Айек!
— О небо, старина! — завопил вдруг наш таинственный обжора. — Какими судьбами, здесь, в этой проклятой дыре!
— Бежим, бежим с малолетним сыном… это все, что у меня осталось, друг мой. Может быть, вы не откажетесь угостить двух нищих странников, спасающихся от варваров, разоривших нашу прекрасную землю?
— Императорских червей, да побольше! — рявкнул Айек. — Принесите вина! И уберите, наконец, эти ваши м-мозги, чтоб они приснились твоему повару, негодяй!
У него были лукавые, веселые глазки. Пухлые пальцы вельможи то и дело шевелились, теребя то вилку, то смятую полотняную салфетку, — в этих лукавых глазах проглядывала тревога.
— Рад приветствовать, — прошипел он, когда разносчик, подхватив блюдо с недожаренными мозгами, умчался в поисках неведомых мне «Императорских червей».
— Где мои векселя? — так же тихо проговорил Эйно по-гайтански.
— Он не прибыл, дружище… я жду его с самого утра, но его все нет. У меня есть кое-какие сомнения… сейчас мы поужинаем, и я отведу вас в одно место — здесь неподалеку: может быть, он ждет меня там. Но это странно…