Дышать вдруг стало трудно, и мне показалось, что я проваливаюсь в небытие. Длинный методично перебрал несколько небольших стальных ножичков, остановив свой выбор на довольно длинном, похожем на привычный мне ланцет, но с крючком на лезвии, и повернулся к Уте. Она шарахнулась в сторону, но сильная рука крепко держала ее за плечо.
— Да поймите же! — заорал я. — Поймите, я и вправду не знаю, кто такой этот ваш Визель! Мой господин ищет Череп, это да, но никто из нас не знает, где именно и в чьих руках он сейчас находится!
— Он находится в руках недостойного, — с некоторой задумчивостью проговорил Белый.
Длинный чуть двинул рукой, Ута отчаянно вскрикнула, и по ее ладони потекла кровь.
— Не-ет! Я не знаю!!! Я ничем, ничем не могу помочь вам!
— Не унижайся, — вдруг почти спокойно произнесла Ута на моем родном языке. — Если мы должны умереть, то мы все равно умрем — так или иначе.
Палач резанул ее по второй руке. Ута закусила губу, из ее глаз брызнули слезы — сжав веки, она отвернулась в сторону, и я увидел, как дрожь бьет ее обтянутые курткой плечи. На лбу у нее вдруг появились крупные капли пота. Дышать мне было все труднее и труднее.
— Если ты будешь молчать, он разрежет ее на кусочки. Прямо здесь — хочешь? Тебе приходилось резать сырое мясо для жаркого? Это будет очень похоже. Если кровь тебя не разговорит, мы попробуем огонь. Говори…
— Послушайте, — я едва узнавал свой собственный голос, — но ведь ваша вера не приветствует насилие… я же знаю, я читал…
Моя реплика, кажется, немного развеселила Белого.
— При чем здесь вера? — поинтересовался он. — Речь идет о вещи настолько важной, что любые прегрешения перестают быть таковыми. Ты хочешь пуститься в богословский спор? Боюсь, у тебя мало времени. Сейчас принесут огонь…
И я все-таки потерял сознание.
Сейчас принесут огонь…
И я все-таки потерял сознание.
Глава 6
На меня снова лили воду, но на этот раз я пришел в себя сразу же. Надо мной склонилась Ута. Первой моей мыслью было перевязать ее руки, но потом я увидел, что с этой задачей она, очевидно, уже справилась сама — на запястьях белели наспех затянутые повязки. Я лежал на куче вонючей гнилой соломы в углу тесной камеры, едва освещаемой маленькой лампой, что висела в специальном гнезде на стене. Где-то за моей спиной журчала вода; было холодно и ужасающе сыро.
— Как ты? — спросил я одними губами.
Ута отложила в сторону жестяную плошку, из которой только что меня поливала, и обессиленно легла на солому рядом со мной.
— Плохо, — ответила она. — Хвала богам, ты не умер…
— Мы давно здесь?
— Полчаса, наверное… я не сразу поняла, как набрать воды — там что-то вроде ключа в углу, но этим блюдцем трудно… я боялась, что ты умрешь. Эти… мерзавцы посоветовали нам подумать.
— Интересно, о чем? — хмыкнул я.
— Ты сможешь убить меня?
— Ч-что?!
Я приподнялся на локте и посмотрел на лежащую рядом девушку. Ее глаза, красные от недавних слез, мертво смотрели в каменный потолок. На грязных и запавших щеках слезы прорезали узкие дорожки…
— Мы можем заточить это об пол, — произнесла Ута и щелкнула пальцами по жестянке. — Но сама я не смогу. Не смогу… дура я, правда?
— При чем тут «дура», — вздохнул я. — Но может быть, у нас еще есть время?
— Время? А что это меняет? Я… сперва я хотела размотать повязки, но потом все-таки решила дождаться, пока ты придешь в себя. А ты все никак…
Ута говорила вялым, почти безжизненным голосом, и я понял, что короткая пытка отняла у нее слишком много сил. Я придвинулся к ней, обхватил рукой ее плечи и попытался поцеловать ее, но девушка отвернулась в сторону.
— Точи, — тихо сказала она. — Времени может и не быть.
Я взял в руки медную плошку и подумал, что заточить ее грань до нужной остроты будет, скорее всего, нелегко — стены и пол камеры были влажными от сырости.
— Ты не видела, что случилось с Бэрдом? — спросил я.
— Бэрда убили, — безучастно ответила Ута. — А нас забрали… если бы мы еще знали, зачем?
— Они уверены, что я знаю, где находится череп.
— А… ты точишь или нет?
Я отвернулся к стене и принялся яростно елозить по ней краем медяшки. От трения скользкий камень стал относительно сухим, и дело потихоньку пошло.
«Хоть зарезаться сможем, — подумал я с некоторым облегчением. — Это все-таки лучше, чем сдохнуть там, под ланцетом этого мерзавца…»
Терзая медь о камень, я незаметно для самого себя начал погружаться в какое-то странное состояние, словно бы балансируя на краю яви и сна. Я видел своего отца, ведущего меня в храм, потом передо мной мелькнуло лицо учителя Камора, и я услышал его голос, резкий и требовательный:
— Вперед! Еще! Вяло, слишком вяло! Вот так, еще! Еще!
Са Камор куда-то делся, и я увидел мать, а потом — своего старого Куки, навсегда оставленного в маленьком городке на западном берегу.
В том городке, в котором я встретил Иллари.
Я видел свой старый сад — и, одновременно, зеленую звезду, летящую над королевской столицей.
И, со звоном отшвырнув почти заточенную плошку, я упал на плечо Уты и заплакал.
— Я не буду тебя убивать, — простонал я сквозь слезы. — Я не смогу, ты слышишь?
— Как холодно, — странно отозвалась Ута. — Слушай, а кем ты хотел стать в детстве?