Я придвинул к их «столу» пустой бочонок; Эйно налил мне в бронзовый кубок вина и подмигнул одному из незнакомцев.
— Готов спорить, что этот грамотей нам поможет. Держи-ка — ты знаешь этот язык?
И он протянул мне какой-то желтый свиток. Развернув его, я увидел характерные закорючки рашеров — сверху вниз. Свиток был довольно стар. Я помедлил с ответом.
— Это написано на севере, скорее всего, в провинции Гурель. Лет, я думаю, сто назад…
— Ты можешь это прочитать?
— Могу… но это, кажется, какой-то религиозный канон. Хотя, может быть, и нет. Читать?
Эйно нетерпеливо прищелкнул пальцами.
— «В год седьмой эпохи пресветлого Нанива монастырь Четвертого Пути навещен был неким юношей, принесшим с собой бесценные реликвии, доставшиеся ему от предков. Юноша сей был обречен, ибо гнев Семи Чудес лежал на нем: гнили ноги его, и столь далеко зашла болезнь, что даже святой Юран не мог помочь ему своими молитвами…» Читать дальше, са? По-моему, это какая-то дребедень о волшебном излечении от проказы. Интересно, конечно, откуда она взялась на севере, но…
— Читай, читай! Что там говорится об этих проклятых реликвиях?
— О реликвиях? Хм… да… вот: «…и извлечены были жезлы божественного света, и носил их юноша на теле своем, и признал святой Юран могучую силу неведомых реликвий, ибо излечился больной, встал на ноги, и пошел — и рушил он рукой своею скалы, и возведен был им зиккурат Четвертого Пути — за два дня и три ночи.
И захотел св. Юран узнать, откуда, из каких краев доставлены были жезлы и ключи, дающие сей свет. И рассказал ему юноша, что предок его, странствуя во имя Пути, прошел до самых дальних южных пределов, и там, где невежественные желтоглазые поклоняются Белой Скале, нашел он храм, построенный во славу Ушедших Демонов. И, признав в нем символы Четвертого Пути, молился паладин — и дано ему было…» М-мм… по-моему, са, текст не полон: эта колонка обрывается, а дальше тут сплошные славословия и молитвы религиозных фанатиков. Читать?
— Нет, не надо.
Эйно приложился к кубку, вытер губы тыльной стороной ладони и многозначительно посмотрел на молчаливых шахрисарцев.
— Значит, слух прошел давно… — сказал один из них по-пеллийски, глядя на Эйно в упор. — Значит, они все знали. Значит, тот кхуман был убит кем-то, кому известно о реликвиях из Кипервеема, и он хотел спрятать концы в воду… так?
— И он был убит, несмотря на то, что опоздал к совершению сделки. Знать бы, где находится эта Белая Скала!
— Почти наверняка Мариба, — подал вдруг голос Иллари. — Тысячи, десятки тысяч миль джунглей. Оттуда трудно вернуться живым.
— Кто-то же вернулся, — покачал головой Эйно. — И раз все они исчезли, а кхуман, искавший их или хотя бы посредников, был убит — значит, я был прав в своих догадках. Дело нечисто. Ждите кхуманов в Шаркуме.
Каррик легонько хлопнул в ладоши и обратился к шахрисарцам с короткой речью — я в очередной раз пожалел, что не понимаю его, — после чего мы поднялись и вскоре оказались на улице, где рабы держали наготове наших лошадей.
— Я хотел бы остаться, — услышал я слова Эйно, когда мы отъехали от странного старого дома, — но меня ждут, и я не имею права нарушать свое слово. Я вернусь — наверное, вернусь так скоро, как только смогу.
Каррик согласно боднул головой. В этот момент я почувствовал, как что-то пребольно упирается мне в задницу, и повернулся в седле: то была пряжка пистолетной кобуры, съехавшая на бедро. Уже разворачиваясь обратно, я заметил грязного, оборванного мальчугана, стоявшего посреди переулка. На нем не было ошейника, а возле пояса виднелись потертые ножны с торчащей из них костяной рукояткой. Он был свободным; впрочем, не это заставило меня задержать на нем свой взгляд — удивили его глаза, пытливые, словно бы запоминающие меня. В глубине этих светлых, почти желтых глаз горели странные недобрые огоньки. Сплюнув, я повернулся вперед и в который раз обругал про себя недружелюбие его разбойничьего племени.
Что-то сказав Эйно, Каррик неожиданно повернул своего коня и исчез в полутемном зеве соседнего переулка. Теперь нас вел его странный раб в золотом ошейнике, такой же молчаливый, как и прежде. Впрочем, ни Эйно, ни Иллари не проявляли желания беседовать. На их лицах застыла глубокая задумчивость. Эйно вытащил свою трубочку, неторопливо набил ее и высек огонь. Наши кони плелись по мощеным улочкам Шаркума, и я то и дело принимался вертеть головой, стремясь получше рассмотреть его виды и обитателей. Город был, несомненно, велик, но по мере отдаления от моря движение на улицах и многочисленных площадях стихало — очевидно, деловая жизнь здесь концентрировалась вокруг порта.
— Хочешь поглазеть на моряков? — неожиданно спросил меня Эйно.
— Да, са, — ответил я. — Если у нас будет время…
— Время у нас есть. После обеда я попрошу Уту, чтобы она сопровождала тебя. Она выглядит как аристократка, знает язык и может постоять за себя в случае необходимости.
— Да, са, — ответил я. — Если у нас будет время…
— Время у нас есть. После обеда я попрошу Уту, чтобы она сопровождала тебя. Она выглядит как аристократка, знает язык и может постоять за себя в случае необходимости. Одного я тебя не пущу, даже и не проси.