— Я и не волнуюсь, — я залпом выпил целый бокал вина и взял в руку пистолет. — Я на своей территории. А внизу остановились мои друзья, и к полуночи они обязательно вернутся.
— Провинциальный аристократ и его друг, моряк? — спросила женщина. — Я видела их. Что ж, они не похожи на толстых крыс, которые боятся собственного хвоста.
— Это точно, можешь мне поверить…
— У аристократа лицо опытного убийцы, — как бы в раздумье проговорила шлюха. — Я видела таких. Но он не на службе, так?
— Забудь о нем. Это не тот человек, о котором стоит говорить.
— Хорошо, не буду. А ты? Оруженосец, наперсник?..
— Все сразу. Еще судовой лекарь.
Погасив трубку, я запер дверь и принялся раздеваться. Вино я поставил на обязательный в Пеллии прикроватный столик, покрытый старым красным лаком. Кровать была достаточно велика для двоих, но подушка оказалась только одна… скользнув под одеяло, я устало вытянулся и принялся смотреть, как будет раздеваться моя случайная подруга. К моему удивлению, это не заняло у нее много времени — плотное платье скользнуло вниз, и я увидел ее длинное, немного смуглое тело с небольшими грудями. Она была узковата в бедрах, но ноги, как ни странно, оказались крепкими, с плавно-неторопливой прорисовкой икр и широкими лодыжками. Молча, не глядя на меня, женщина повесила платье на спинку кровати, выбралась из туфель и легла рядом со мной. Я ощутил ее запах, чуть горьковатый, в нем смешивался аромат духов и собственный запах ее тела, сразу взволновавший меня. Я обнял женщину правой рукой, зарываясь носом в волосах, и вдруг ощутил желание поцеловать ее. В моих краях шлюхи никогда не позволяли прикасаться к своим губам, но тут я отчего-то рискнул — и тотчас же получил то, чего хотел: словно обмякнув, она послушно ответила на мой поцелуй, поворачиваясь ко мне и обхватывая меня рукой.
Ее губы пахли вином.
Я прошелся губами по ее шее, не без удивления ощущая, как напрягается ее грудь, ее руки сдвинули меня, приподняли, я оказался на ней и почувствовал, как умелые пальцы ласкают меня внизу, а потом она раскрылась, и я нетерпеливо вошел в нее, горячую и влажную…
— Ты мне нравишься, — прошептала она, накручивая на палец мои локоны. — Честно… правда.
Я лежал, обхватив ее правой ногой, немного вспотевший, и думал о том, что не знаю ее имени, и еще — нежность, едва ли знакомая мне ранее, заставляла меня прижиматься к ней, прижиматься до боли, тыкаться пересохшими губами в ее шею и, чувствуя, как перехватывает от тоски горло, бояться, что на глазах сейчас выступят слезы. Не одну ночь провел я в объятиях самых разных женщин — и шлюх, к которым я бегал тайком от своих воспитателей, и фермерских дочек, и даже мелкотравчатых аристократок, любопытных и неутомимо похотливых. Но никогда еще я не ощущал того, что переполняло меня сейчас, в эти короткие минуты нашей близости: восторга, счастья и боли одновременно.
Я выбрался из постели, присел на стол и набил свою трубку. За мной следили ее глаза, улыбающиеся и ласковые. Прячась от них, я уставился в окно. На крыше соседнего здания, освещаемый лунным светом, примостился кот, невероятно пушистый, он казался мне темным ватным комком. Вот он лениво повернул в мою сторону голову, и я увидел, как коротко вспыхнули его оранжевые глазищи. Продолжая наблюдать за котярой, я вырубил огня. Дымок скользнул к потолку, чтобы в конце концов исчезнуть в красном зеве догорающего камина. Над острыми крышами столицы стояли звезды, яркие, кажущиеся более близкими, чем у меня дома. Дома? Я беззвучно усмехнулся. Теперь мой дом здесь… и вдруг, почти над самой головой ночного зверька возникло что-то странное: по небу плыл зеленый огонек. От изумления я широко распахнул глаза. Мне приходилось слышать о падающих звездах, но вряд ли они падали таким удивительным курсом. Я отчетливо видел, как огонек набирает высоту! Вот он скрылся за трубой соседнего дома, вот он вынырнул из-за нее, уже не такой яркий — и вскоре, поднявшись еще выше, растаял в лунном полумраке.
— Что там такое? — тревожно спросила меня женщина.
— Н-ничего, — запнулся я, не зная, как объяснить ей увиденное. — Так, причудилось…
Я выколотил в камин трубку и вернулся к ней, под ее теплый и гладкий бок. Бокал вина освежил меня — ощутив в себе новые силы, я снова принялся за поцелуи, вытягиваясь вдоль ее тела, которое мне отчаянно хотелось впитать в себя…
* * *
Мы завтракали внизу, в пустом ресторане. Жуя соленую рыбу, я, растерянный и не выспавшийся, думал о пустой постели, обнаруженной утром, о робкой ночной надежде на то, что она, возможно, все же останется со мной, растянув отведенные нам часы, и о горечи разочарования — горечи настолько сильной, что за ней позабылась и странная звезда, скользнувшая по темному небосводу. Я так и не узнал ее имени, как и она не узнала моего. Суждено ли нам еще когда-нибудь встретиться? Мне хотелось верить в это, но я знал, что, скорее всего, она навсегда останется мимолетным миражом, навсегда поселившим в моей душе смятение и нежность — и, наверное, это к лучшему, потому что меня ждет долгое путешествие, опасности… и возможно, смерть. И еще долго, глядя, как колеблются в тихой волне далекие звезды, я буду думать о ней, о том, как она, здесь, в далекой роскоши королевской столицы — как?.. в то утро я, еще не догадываясь об этом, познал адскую тоску, которой пропитано это слово — «навсегда». Наверное, это должно было произойти позже, но достаточно скоро я понял, что человек мало властен над стихиями и расстояниями, и ничтожность этой власти рождает в нем печаль, которую он несет с собой на протяжении всей жизни.
Наверное, это должно было произойти позже, но достаточно скоро я понял, что человек мало властен над стихиями и расстояниями, и ничтожность этой власти рождает в нем печаль, которую он несет с собой на протяжении всей жизни.
Эйно тоже был неразговорчив. Иллари куда-то исчез, мы сидели с князем за угловым столиком, с одной стороны которого располагалась запыленная витрина с выставленными в ней кувшинами и бочонками, а с другой — такое же пыльное деревце в кадке.