— Был, — ответил Даласси. — Магистром восьмого витка, если угодно будет знать моему господину.
— Угодно, — весело улыбнулся Эйно. — Скажите, дружище, а что вы делали в Марибе?
Даласси куснул губу и очень хитро прищурился. Тут только до меня дошло, что говорят они по-пеллийски, причем речь Даласси звучит без намека на какой-либо акцент. Это открытие изумило меня настолько, что я поспешил закурить вслед за князем. Даласси и впрямь оказался занятным человеком. Пеллийская фонетика довольно сложна, и говорить так чисто, словно ты родился на Островах, может только человек, проживший в стране не один год — и это при наличии хороших способностей. Неужели же он пеллиец по рождению?
— В Марибе мне удалось найти кое-какие свитки, — медленно заговорил Даласси. — Точнее, не свитки, обломки каменных плит с текстами. Если вы действительно тот, за кого я вас принимаю, то вы поймете меня, если я скажу, что теперь знаю все.
— Все? — в голосе Эйно прозвучало непонятное мне веселье. — ВСЕГО, дружище, не знает никто. И что же, вам не пришло в голову искать Кипервеем?
— Кипервеем?! — Даласси подался вперед, мгновение сверлил Эйно своим пронзительным взглядом, потом откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. — Кипервеем… вы считаете, что его можно найти?
— Его нашли, — спокойно ответил Эйно. — Не так давно, меньше года назад. И там, в руинах, нашли нечто, что может представлять огромную опасность. Если вы говорите, что действительно много знаете, тогда вам, вероятно, приходилось слышать о Черепе?
— Разумеется, — голос Даласси стал глухим, — то, что называют черепом какого-то демона… я не знаю, легенда это или нет.
— Это не легенда, — усмехнулся Лоттвиц. — И это действительно череп, вернее, украшение в форме черепа.
— И вы верите в то, что Прежние действительно заточили в черном хрустале некую реликвию, способную перевернуть мир?
— Это запутанная история. Выходит, мое знание гораздо глубже вашего… поговорим позже, — остановился Эйно, видя, что в залу входят слуги с подносами.
* * *
Матросы втащили на борт складные сходни, и одновременно с этим с носа раздался грохот якорной лебедки. На сером камне пирса остался господин Атту со своей грустноватой улыбкой, машущий на прощание большой кожаной шляпой, украшенной серебряными бляхами.
На сером камне пирса остался господин Атту со своей грустноватой улыбкой, машущий на прощание большой кожаной шляпой, украшенной серебряными бляхами.
Взгляд Даласси потеплел. Пыхтя машиной, «Бринлееф» отвалил от берега и принялся разворачиваться носом в океан. По вантам заскользили фигурки матросов. Я украдкой наблюдал за нашим новым спутником, отмечая искреннюю печаль в его глазах. Он долго стоял с поднятой рукой, глядя, как удаляется бургасская земля и крохотная уже фигурка Атту, все еще стоящего на пирсе.
— Он очень хороший человек, — неожиданно произнес Даласси.
Я вздрогнул; на юте мы были одни, следовательно, он обращался ко мне. Поправив воротник теплой куртки, я поднял голову и увидел, как наполняются ветром белоснежные паруса «Брина». Сопение машины стало тише.
— Наверное, господин Атту сможет добиться многого, — заметил я.
— Да, — кивнул Даласси. — Он не жаден, и у него есть душа.
— Смотря что вы понимаете под душой, — осторожно отозвался я. — Меня учили, что душой обладает каждый человек.
— Моя душа была жадной, — он извлек из кармана трубку и опустился в кресло. — Не до денег, нет. Мне казалось, что самым важным является познание… так я и оказался в Рашеро.
Я навострил уши. Насколько мне было известно, они с Эйно так и не смогли продолжить вчерашний разговор: во-первых, обед затянулся до вечера, а во-вторых, хлебосольный Атту вливал в нас такое количество вина, что к первой луне окосел даже князь, всегда отличавшийся настоящей корсарской твердостью. Утром, мучаясь похмельем, он вместе с хозяином выпил по графину вина и отправился на верфь, проследить за окончанием ремонтных работ. Мы отплыли в полдень. Попрощавшись с дружелюбным купцом, Эйно некоторое время постоял на мостике и спустился к себе. Я знал, чем он сейчас займется: вызовет Тило и примется накачиваться ромом.
— Прошу простить, но у меня возникло ощущение, что вы пеллиец, — сказал я.
Даласси молча покачал головой.
— Да, я родился и жил в Пеллии до десяти лет. Моя мать была жрицей в храме святого Лоррея. Жрицам не разрешается иметь детей, но никто и не знал о моем существовании… я жил у одного полусумасшедшего старика. Он многому научил меня. А вот ты, как я понимаю, не с Островов.
— Я из Элинона. Провинция Эливар… у нас началась война, мне пришлось бежать, и меня подобрал князь.
— Князь — мудрейший человек, — отстраненно хмыкнул рашер.
— Я догадываюсь об этом. Но мне кажется, что он слишком многое скрывает от меня. Например, я до сих пор не знаю, что представляет собой этот самый череп, за которым мы охотимся.
— Если он скрывает от тебя истины, значит, у него далеко идущие планы. Прежде чем узнать то, что сейчас кажется тебе тайной, ты должен осознать множество вещей. Понятий…
— Каких же, Даласси?
Магистр повернулся ко мне и загадочно сверкнул глазами.
— Я попал к кхуманам, будучи уверенным в том, что им и только им подвластны высшие истины бытия. Долгие годы я скитался из одного монастыря в другой, потом сражался далеко на юге, затем, вернувшись в Рашеро, я снова бродил среди гор, зарываясь в древние свитки… и со временем я стал понимать, что все то, во что я так верил, на самом деле всего лишь домыслы, а тайны — они так же далеки от меня, как и в тот день, когда я впервые задумался о том, что же на самом деле представляет собой наш весьма странный мир.
И тогда я стал искать иначе. Но видишь ли, Маттер, если бы я не прошел через все эти годы и тысячи миль пути, я никогда не смог бы до этого додуматься. Я просто верил бы — так же слепо, как и сотни безмозглых фанатиков, не способных на самостоятельный анализ.
— Вы сказали: «весьма странный мир». Что же в нем странного, в нашем мире — солнце, море, две луны…