— Здорово, — сказал Дериц, вытаскивая меч с удлиненной под двуручный хват рукоятью. — Настоящий солдатский, такие уже сто лет не делают. Но такого барахла у нас полно… посмотрим, что в остальных.
В следующем сундуке мы нашли кучу всякого морского тряпья. Дождевики, просмоленные и кожаные штаны, две пары сапог огромного размера — когда Энгард вытащил длинный, рассыпающийся от старости плащ с капюшоном, на пол выпала серебряная монетка. Запихнув все это добро обратно, мы взялись за один из нижних сундуков. От остальных он отличался относительно небольшими размерами и не одним, а тремя запорами, с которыми нам пришлось повозиться. Этот сундук был самым крепким: сорвать скобы мы смогли только вдвоем, изо всех сил налегая на багор, который уже начал гнуться от усилий. Наконец замки слетели, и Энгард, смахнув со лба пот, нетерпеливо поднял крышку, окованную множеством стальных полос.
— Ого, — услышал я его удивленный голос. — По-моему, самое время промочить горло и искать зубило. Подожди меня, я схожу за вином.
— Что там такое?
Внутри сундук был разделен на три отделения — в большем, продольном, лежал завернутый в ткань меч с богато отделанной рукоятью — меч явно не пеллийской работы, я никогда не видел такой странной, двойной гарды и таких ножен, обшитых не кожей, а мелкими чешуйками из почерневшей от старости меди; когда Энгард извлек на свет клинок, я поразился загадочной вязи, зеленой дорожкой струящейся по темной стали — а два других, квадратных, были заперты плотно пригнанными дубовыми крышками с замками. Открыть их багром было невозможно.
— Сейчас, — повторил Энгард, возвращая меч на место, — я схожу за вином и найду инструменты.
Он вернулся минут через десять — в одной руке кувшин вина, в другой крепкое каленое зубило и молоток на длинной рукояти.
Протянув мне кувшин, Дериц присел на колено и принялся за работу. Вскоре ему удалось вогнать жало зубила в рассохшееся дерево, и дело пошло веселее. Я не успел докурить свою трубку, как крышка развалилась на две части.
— Дай-ка сюда лампу, — приказал Энгард. — Интересно, что это такое?
— Убей меня предержатель, это свитки, — заявил я, глядя вниз. — Посмотрим?
Я вытащил один из десятка толстых черных цилиндров, без труда сорвал сгнившую вощеную нить, которой была подшита крышка, и на руки мне выпал желтый пергамент, испещренный неведомыми значками.
— На каком это языке? — удивился Энгард, глядя мне через плечо.
— Понятия не имею. Никогда не видел ничего похожего… Ломай дальше. Ха… а это что?
На самом дне, под свитками, виднелся клинок какого-то кинжала. Клинок этот привлек мое внимание своим цветом — он был тускло-зеленым, но не от окиси, как я сперва подумал, нет! Пошарив рукой, я вытащил кинжал и онемел от изумления — во-первых, он был цельнолитым, безо всякой отделки, без дерева или кости на рукояти, а во-вторых, отлит он был из очень странного зеленоватого металла.
— Что это за чертовщина? — поразился Дериц, беря его в руки.
— Ну не медь, явно. Смотри, какой он тяжеленный! А ну, попробуй его потереть обо что-нибудь.
Энгард озадаченно потер нашу находку об кожу своего сапога — но сколько он ни возил им туда-сюда, кинжал не становился светлее и не менял свой цвет.
— Никогда не видел такого металла, — признался он, разглядывая странное оружие. — И действительно, тяжелый. Тяжелее стали, тяжелее меди.
— Ломай дальше, — предложил я. — Кажется, это становится интересным.
— А что если этим? — сам у себя спросил мой приятель.
И вонзил кинжал в узкую щель между стенкой и крышкой потайного отделения. Клинок легко разрушил дерево… Выпучив глаза, Энгард налег на него всем телом, и крышка тут же поддалась — то ли она прогнила гораздо сильнее, чем соседняя, то ли наш кинжал обладал какими-то непонятными нам свойствами.
Внутри лежали только две вещи: еще один свиток и…
Я не знал, как назвать эту штуку, но при одном только взгляде на нее по моей шее поползли мурашки, и я отпрянул в сторону.
— Что это?! — сдавленно спросил у меня Энгард. — Череп?
Нет, это был не череп.
На дне сундука, на истлевшей парче, которой было оклеено его дно, лежало нечто, напоминающее собой немного вытянутое яйцо — серовато-голубое, проломленное сбоку, с вырезом в передней (передней?!) части, со множеством каких-то загадочных выступов по бокам и небольшим гребнем сверху. И от него веяло холодом… ужасом чего-то до такой степени чужого и далекого, что первые минуты мы стояли над сундуком, онемев от изумления и непонятного страха. Передав Энгарду лампу, я обеими руками вытащил непонятный предмет. Он оказался довольно тяжелым. Перевернув его, я убедился, что это странное «яйцо» не просто пустотелое — внутри него я увидел какие-то прозрачные трубочки, из стенки его тянулись полдесятка тончайших разноцветных нитей… я потрогал его внутренности пальцем — они были мягкими.
— Это какой-то сосуд? — пробормотал Энгард.
— Нет, — помотал я головой, холодея от ужасной догадки, — это… это шлем.
Энгард с грохотом уронил на пол молоток.
— Шлем? Но на кого же его можно напялить? На ребенка? И потом, смотри, разве это дерево выдержит удар?