— Сейчас это очень уместно, — кивнул Эйно, наливая себе из маленького кувшинчика. — Мат, здесь — вина, а это ром с севера, но я бы не рекомендовал…
— Всему свое время, — усмехнулся Монфор. — Угощайтесь без стеснения, молодой человек. Итак, — он вдруг опять выбрался из кресла, подошел к окну, чуть отодвинул штору и несколько мгновений пристально вглядывался в зеленый мрак леса, — итак, мои дела идут хорошо. Ты предпочтешь векселя?
— Я не хочу поднимать шум там, в Альдовааре. Моя последняя сделка была очень рискованной. Настолько, что мне пришлось просить Маттера…
— Кого ты взорвал на этот раз?
— Денег не было даже на уголь, я не мог выйти в море на свою обычную охоту, поэтому пришлось раскручивать старую схему с одним гюзарским мошенником. Нет, он не посмеет пищать и возмущаться, но риск был. Ты сам знаешь, что наши финансовые акулы удавят меня за процент от добычи. Но все прошло весьма чисто, придраться ему теперь не к чему.
Монфор покачал головой, подошел к столику и взял бокал вина.
— Рисковать тебе придется дьявольски. Ты понимаешь?
— А выбор?
— Вот именно… В шесть вечера, — в руке Монфора сверкнул миниатюрный хронометр, — открывается прием у графа Беллина.
— У графа? — немного удивился Эйно. — Помнится, я не очень-то ладил со стариком.
— Графом стал твой старый приятель Люк. А древняя жаба наконец-то сдохла, к радости всей своей родни. Наверное, Люк будет рад видеть тебя без всяких приглашений — откуда, в конце концов, ему было знать, что ты примчишься по частным делам в столицу?
— Да… — Эйно показался мне растерянным, — я тоже был бы рад, но все же… что, ты хотел, чтобы я лишний раз насосался с ним вина? И ради этого?..
— Ты многого не знаешь.
Монфор вернулся в кресло, некоторое время молчал, потом пронзительно щелкнул пальцами.
— Старшая сестра Люка, леди Эрна, вышла замуж за князя Дерица, тоже, кстати, недавно осиротевшего. Мальчишка влюбился в зрелую шлюху… н-да. Ты помнишь, кем был дед Дерица?
— Адмирал Дериц? Погоди-ка, я начинаю соображать…
— Соображай, соображай, мой мальчик. Он был королевским картографом, и именно при нем были отправлены знаменитые экспедиции на запад. Теперь понял?
— То есть, ты считаешь, что Дериц поможет мне… поможет с картами? Да, я понял тебя, понял с самого начала. Но — а где уверенность, что он действительно владеет архивами старого адмирала?
— Ну ведь кому-то же они должны были достаться? А если не Дериц — как ты думаешь плыть в незнакомые моря? Не зная ни ветров, ни течений, не имея ни одного обозначенного рифа? Или, может быть, ты кинешься в ноги королевскому картографу? Королевскому штурману? И это еще не все. Возможно, тебе придется пересечь целую страну. А ведь Дериц изучал не только моря, но и сушу. Все его отчеты, насколько я понимаю, должны свято храниться в семье.
— И ты предлагаешь мне их купить? — хитро прищурился Эйно.
— Разумеется, скопировать, — хохотнул в ответ Монфор. — Дериц не настолько нищ, чтобы торговать семейными реликвиями. Но он мальчишка, он склонен увлекаться, ты понимаешь, о чем я, а? Ты найдешь, что ему наврать, и он сам побежит к тебе в руки.
Эйно не ответил. Потягивая из бокала желтоватое вино, он задумчиво глядел на играющие в камине языки пламени — эту склонность я заметил в нем довольно давно, с момента моего прибытия в Пеллию. Очень часто, особенно в дождливые вечера, он уединялся внизу и мог часами сидеть в кресле, покуривая трубку и время от времени забрасывая в камин небольшие аккуратно напиленные поленца, всегда лежавшие рядом с ним на полу.
— Ты прочитал свиток, который я нашел в Неф-Экселе? — спросил он, поворачиваясь к Монфору.
Скулы Монфора немного заострились.
— Я никогда не думал о праве на молчание. Я знаю — ты слышишь, знаю, что у нас нет права на слово. Все известно до нас. Не изменится ничего, кроме имен многочисленных богов… но сколько прольется при этом крови?
— Кровь будет ценой, и не более.
— Ты жесток.
— А ты мягок и человечен? — Эйно жестко усмехнулся, и в его глазах заиграл хорошо знакомый мне лед.
— Я?..
Монфор провел рукой по лбу, налил себе вина — и, вдруг, словно по воле предержащих, постарел. Рядом со мной сидел не мужчина лет тридцати пяти, а старец с запавшими щеками и блеклыми, растерявшими недавнюю синь глазами.
— Это, пожалуй, не имеет значения, — произнес он нисколько не изменившимся голосом.
— Это, пожалуй, не имеет значения, — произнес он нисколько не изменившимся голосом. — Мы оказались в игре, мы должны играть в нее. Верно? Никто из нас не может удалиться в… гм. В деревню, свинок разводить. Я удивлен: почему ты задумался о бреднях давно ушедшего старика?
— Потому что он, будучи одним из нас, первым понял: нас обманули. Первым, Рэ, — и первым же изложил свои мысли доступным для прочих образом.
— Н-да, это, пожалуй, любопытно. И ты, значит, предлагаешь сдаться?
— Но разве месть является нашей целью?
— И месть тоже! Месть тем недоумкам, которые придумали все это, всю эту забаву, отдающую гнилью и маразмом! Они спросили нас, своих детей?.. Скажи мне, они спросили? Они спросили, хотим ли мы превращаться в червей?
— Выяснилось, что не хотим, — устало отозвался Эйно.