Кажется, я продремал всю дорогу. Рессорный экипаж убаюкивающе покачивался на плитах королевского тракта — я уже успел заметить, что дороги в Пеллии являются собственностью короны и содержатся в наилучшем состоянии, — и я очнулся лишь тогда, когда карета остановилась. Первое, что я увидел, это аккуратно выкрашенный белой краской загон, в котором мирно поглощали сено несколько жирных пестрых коров. Это зрелище потрясло меня настолько, что я широко распахнул глаза — и понял, что фамильное гнездо Дерицей похоже не на замок, а на старую и очень богатую ферму.
Это зрелище потрясло меня настолько, что я широко распахнул глаза — и понял, что фамильное гнездо Дерицей похоже не на замок, а на старую и очень богатую ферму. Мы вошли в дом: основательный, длинный трехэтажный дом без всяких башенок, бойниц и украшений. Внутри, правда, он больше соответствовал моим понятиям о жилище аристократического рода, тут были и ковры, и гобелены… и еще вкусно пахло тушеным мясом.
— Мокко! — яростно завопил господин Холгер. — Мокко, старый бездельник, где тебя носит?
На его крики из боковой комнаты высунулся старик в фартуке и белом колпаке на голове. Широкая багровая физиономия выглядела бы вполне добродушной, если бы не глаза, сверкавшие из-под кустистых седых бровей — серые и настороженные.
— Молодой господин… — процедил он без особого почтения. — С чем пожаловали?
— Приготовь нам ужин, — распорядился Холгер. — Да живее, старик, мы голодны, как сто псов. Идемте, князь. Я полагаю, нам стоит начать с винных погребов. С тех самых пор, как помер мой папаша, я еще ни разу туда не заглядывал.
— Идем со мной, — тихонько позвал Энгард, дергая меня за рукав. — Пока Мокко занят на кухне, я покажу тебе кое-что. Отец не пускал меня туда, но я как-то раз все же залез…
— Куда? — удивился я, следуя за ним в какой-то темный коридор.
— Идем, идем…
Энгард привел меня в небольшую кладовку, заваленную довольно странным для фермы хламом: я увидел нечто, напоминающее астролябию, несколько других навигационных приборов на покосившейся полке в углу, большие песочные часы, почти вросшие в грязный подоконник, и даже рулон парусины. Под стеной стояли несколько старых, крепко просмоленных бочонков. Дериц-младший порылся на полках и извлек медную морскую лампу с мутным стеклом. Поболтав ею, чтобы убедиться в наличии масла, он вырубил огонь, подпалил фитиль и задвинул стеклянную шторку на место.
— Теперь, — загадочно начал он, ставя лампу на пол, — помоги мне сдвинуть бочки.
— А что в них? — удивился я.
— Всякое дерьмо. В этой — канаты… странный способ хранить никому не нужные веревки, да? А в этих двух — масло, да только оно, по-моему, стухло еще до начала времен.
Как я и ожидал, под бочонками в полу обнаружился хорошо пригнанный люк, из-под крышки которого торчал обрывок смоленого морского линя. Потянув за него, Энгард не без труда откинул крышку в сторону. Из подпола потянуло сухим, пыльным духом.
— Давай за мной, — прошипел Энгард.
Я наощупь спустился по довольно длинной лестнице и очутился в большом, обшитом просушенной доской помещении. На первый взгляд подвал выглядел как забытая сокровищница. Вдоль стен в два, а местами и в три ряда громоздились массивные сундуки, некоторые из которых, вероятно, прошли через множество приключений: я видел вмятины, следы сорванных железных полос и даже пулевые пробоины. Энгард поднял лампу: наверху, на широких полках, виднелись приклады разнообразных ружей.
— Вот это да, — переходя на шепот, восхитился я. — Чье это?
— Это осталось от деда, — возбужденно отозвался хозяин. — Я забрался сюда только один раз, но меня почти тотчас же выгнал отец. Я не думаю, что здесь какие-то сокровища: я успел заглянуть во все верхние сундуки, и там нет ничего, кроме всяких бумаг и прочей дребедени. А что до остальных — то там, похоже, что-то более интересное: они тяжелые.
А что до остальных — то там, похоже, что-то более интересное: они тяжелые. Полезем?
— А Холгер?
— А что Холгер? — засмеялся парень. — Холгер мне не указ, мы с ним в равной доле наследства. И вообще, с кем-кем, но с Холгером мы вот так, — и он потер указательными пальцами друг о друга. — Что он, против, что ли?
— Тогда давай, — согласился я.
Энгард умостил лампу на одном из верхних сундуков, и мы принялись стаскивать вниз те, что находились на самом верху. Сундуки и впрямь не были тяжелыми — вскоре мы спустили все их на пол, и мой приятель, пошарив на верхней полке, достал короткий ржавый багор.
— Ну, с какого начнем? — спросил он.
— Да с какого хочешь. Давай с вот этого, — и я указал на здоровенный ящик, окованный медью, на боку которого виднелись выжженные железом буквы «Р» и «Д». — Это инициалы твоего деда?
— Нет, — помотал головой Энгард. — Старика звали Оллос Анкор. «РД», хм… не знаю. Ну, давай… отойди-ка.
Упершись крюком, он сорвал петлю замка и положил свой инструмент на соседний сундук. Я поднял лампу повыше. Энгард легко откинул крышку, и я увидел посеревшую от времени парчу, вышитую серебряной нитью. Под ней обнаружился целый склад холодного оружия. Наклонив свет, я восторженно присвистнул. Чего тут только не было! И длинные, в два с половиной локтя, мечи в обшитых кожей ножнах, и тяжелые сабли, и кинжалы — все грубой, сугубо функциональной работы. Ни драгоценных камней, ни серебра, только отличная сталь и кожа рукоятей.