Ужин протекал вяло. Я расправился со своей порцией тушеной крольчатины и неторопливо углубился в вино, ожидая, когда подадут десерт. Иллари и Ута, сидевшие на дальнем конце стола, перебрасывались короткими ничего не значащими фразами, Эйно разговаривал со своим гостем о каких-то финансовых махинациях. Слуга разжег камин, и наконец подали сладкое.
— Да, активность, слава предержателям, идет вверх, — говорил Эйно. — Однако же, и кое-кто из старых магнатов терпит некоторые, как я понимаю, неудобства…
— Что вы имеете в виду? — оживился старик.
— Недавно мне в руки попала одна безделушка, — Эйно глотнул вина и засунул руку в карман вечернего кафтана, — так, чепуха, но она, кажется, стоит немалых денег. Извольте глянуть — вам ничего не напоминает это изделие?
В его пальцах появился довольно большой золотой сокол с серебряным щитом на груди. Посреди щита посверкивал огромный брильянт. Старик осторожно взял драгоценность, поправил на носу пенсне и повернулся к свету ближайшей лампы.
— Темно, — сказал он. — Эй, паренек, дай-ка мне света!
Поняв, что он обращается ко мне, я вскочил и поднес ему лампу.
— Да, вот так гораздо лучше… хм, до чего же странно. Вы хотите сказать, что эта безделушка — из рода Лэраас?
— Ну, насколько я разбираюсь в фамильных стилях… да, это сокол старшей ветви Лэраасов.
— И при каких же обстоятельствах она попала в руки вашей милости?
Эйно пожал плечами и ухмыльнулся.
— Скажем так, я выиграл ее в ло.
Старик покачал головой. Повертев сокола еще с минуту, он положил его на стол и повернулся к князю.
— Эта штуковина — очень интересная, кстати, штуковина, — не имеет ничего общего с сокровищницей Лэраасов. Ни старшей, ни младшей ветви. Да, стиль воспроизведен весьма точно, но, дорогой князь, я должен вас разочаровать: это новодел.
Улыбка мигом слетела с лица Эйно.
— Как?! Вы уверены?
— Если я что-то говорю, дорогой князь, значит, я уверен в своих словах.
Безусловно, это новодел. Но странно не это, — старик снова взял сокола в руки и еще раз всмотрелся в его крылья, так, словно думал разглядеть там сакральные истины, — странно то, что это не пайка и не резьба по отливке. Это литье. Я не представляю себе, кто мог изготовить такую тонкую форму, и каким образом можно было добиться такой точности литья. Но это именно литье, уверяю вас — литье без последующей обработки. А, вот еще — щит… у меня такое ощущение, что он был впаян в грудь сокола прямо там, в форме. Как? Не спрашивайте меня. И обработка камня довольно оригинальная, хотя, конечно, выполнена со вкусом. Единственное, что приходит мне на ум — это какая-то столичная работа. Там, особенно при дворе Их Величеств, сейчас происходит немало всяких чудес. Возможно, кто-то из придворных мастеров решил развлечься и опробовать новые способы, подражая известному стилю дома Лэраас…
Эйно глотнул вина, спрятал сокола обратно в карман и спросил — со смехом:
— Ну, а золото хоть настоящее?
— Настоящее, — кивнул его гость. — Высочайшей, как я понимаю, пробы. Хотя и здесь, конечно, можно ошибаться. Если хотите, я проведу анализ. Такая вещь, вне зависимости от ее принадлежности к тому или иному дому, стоит очень дорого. Я надеюсь, ваши ставки в игре были не слишком велики?
— Что? — Эйно, казалось, не понял собеседника. — Ставки? Да нет, можно считать, что она обошлась мне почти даром.
…Уснуть я не мог. То ли слишком устал, то ли переел сладкого за ужином — в конце концов, окончательно измучившись, я накинул на плечи халат и прошел в кабинет, где все еще тлели угли камина. Свет моей лампы отразился в толстых стеклах книжных полок. Я протянул руку почти наугад — и вытащил какой-то богословский трактат в потертом кожаном переплете. Я не слишком разбирался в пеллийском богословии, даже не понимая разницы между «предержателями» и «вседержителями», — просто повторял услышанные от Эйно выражения, поминая их по всякому удобному поводу. В кармане халата была трубка и кисет. Усевшись в глубокое кресло, я не торопясь набил ее зельем, раскурил и протянул руку к тяжеловесному тому, что лежал передо мной. Пальцы сами раскрыли его где-то посередине.
«…ибо не в вере сила, брат мой, но в сомнении; и сомнениями вымощена дорога к познанию, равно как и к покаянию; и у каждого путь свой, и нет здесь двух схожих промеж себя».
Швырнув фолиант на стол, я закрыл ладонями лицо, и сидел так долго… а потом резко встал и дернул за шнур колокольчика, вызывая кого-нибудь из слуг. Минуту спустя ко мне прибежал молодой парень в наспех застегнутом кафтане.
— Разбуди мне Лилу, — сказал я ему.
* * *
«Бринлееф», подползший на машине к докам, стоял возле угольной пристани. На берег были перекинуты сходни, и по ним, согнутые под тяжестью мешков, ползли черные от пыли фигурки матросов. Эйно собирался принять на борт столько топлива, сколько позволял объем угольных ям. Никто не знал, какие шторма, мели и проливы ждут нас в далеких западных морях, поэтому барк до отказа грузили не только углем, но и продовольствием, водой и боеприпасами. С одного из оружейных заводов уже пришли полторы сотни ящиков с разнокалиберными снарядами, а также картузы и особые бочонки с порохом для бортовой дульнозарядной артиллерии.