— Для цивилизованного человека, — кивнул Эйно, — там действительно рай. Если вы вложите свой капитал в торговлю с Пеллией и Ханонго, то через несколько лет сможете завести себе настоящий замок, гарем и даже личную гвардию. Что ж, я одобряю ваш выбор. Завтра мы обменяем товар на золото и побрякушки. Что вам лучше — металл, камни или изделия?
— Лучше и то и другое, — смущенно отозвался Визель, — ведь я не очень знаком с этой страной.
— Прекрасно.
— Прекрасно. Побрякушки и камни у меня с собой, а большую часть металла вы получите на корабле.
С этими словами он повернулся к Доулу и сделал ему знак бросать. Игра шла по маленькой, так, ради забавы: на столе не было ни одной золотой монеты, но раздражительного доктора и такой интерес захватывал с головой. Кости с сухим треском упали на столешницу.
— Ну вот, теперь вы в проигрыше, — удовлетворенно заметил Эйно и взял в руку карандаш, которым он записывал на клочке бумаги результаты игры. — В банке было пятьдесят при ставке в пятнадцать — значит, с вас семь серебрушек и одна медяшка. Поехали дальше… увеличим ставку?
— Банк?
— Тяну до сотни.
— Поддерживаю, — Доул полез в карман и выбросил на стол горсть медных и серебряных монеток.
— Если так пойдет и дальше, вы проиграете мне свою клизму.
— Никогда, ваша светлость. Ротный клистир — это святое. Скорее я поставлю собственные штаны.
— Не нравятся мне ваши штаны. Мне они велики. Вброс…
Кости вновь упали на стол, но игроки не успели даже взглянуть на них: снаружи раздался взрыв, сразу за которым последовали крики и несколько винтовочных выстрелов — а потом, будто проснувшись, загрохотала «перечница».
— Потайной выход! — рявкнул Эйно, срываясь с места.
Похватав оружие, мы все выбежали на воздух. Эттила светила ярко, и ее света было вполне достаточно для того, чтобы разглядеть все происходящее. Очевидно, кхуманы, отчаявшись взять нас в лоб, отыскали-таки скрытую в кустах дверь и, взорвав ее порохом, ворвались во двор, чтобы нарваться прямиком на разбуженного грохотом Бэрда. Он встретил их достойно: «перечница» гремела не переставая, ей вторили частые выстрелы карабинов.
— Лежать! — неожиданно рявкнул Эйно, сбивая с ног оказавшегося рядом с ним Визеля.
Над нами пролетели несколько пуль, выпущенных теми, кто успел прорваться во двор. Я свалился на землю, быстро откатился в сторону, под прикрытие тени стены и ужаснулся: из каморки, в которой повар держал свои сети и прочие рыболовные снасти, валила целая толпа! Бэрд укладывал их кучами, каморка, по-видимому, уже превратилась в набитую фаршем мясорубку, но они лезли, как заведенные, едва успевая сделать в нашу сторону один бестолковый выстрел — и сразу умирая, разорванные на куски страшными пулями, летящими на них из-за «мешочного» бруствера.
Атака прекратилась так же неожиданно, как и началась, и я с изумлением обнаружил, что успел расстрелять весь магазин своего карабина.
— Внимательно на стенах! — гаркнул Эйно, не спеша почему-то вставать на ноги. — Это мог быть отвлекающий маневр!
— Боюсь, вы переоцениваете нашего неприятеля, князь, — услышал я совершенно спокойный голос Даласси. — Таких стратегических гениев у кхуманов просто нет: они нагнали сюда огромную толпу молодых фанатичных монахов, которые готовы лезть под пули, вот и все.
— Снаружи спокойно! — крикнул кто-то со стены.
Эйно наконец поднялся и двинулся к самодельному редуту, который возвел по моему совету Бэрд. Подготовился он основательно: стены сооружения были сложены из двух рядов мешков, сверху лежали толстые, хотя и немного подгнившие доски, вполне еще способные защитить от не слишком крупных осколков.
— Доктора! Доктора сюда! — вдруг крикнул кто-то внутри укрепления, и я поспешно бросился вперед.
— Доктора! Доктора сюда! — вдруг крикнул кто-то внутри укрепления, и я поспешно бросился вперед.
Навстречу мне уже выволакивали рослого солдата с окровавленным плечом. Его левая рука висела плетью, и я сразу подумал, что дело тут, пожалуй, плохо. Не обращая внимания на остальных, я помог довести его до башни и тут же кинулся к своей сумке, в которой лежали хирургические инструменты и лекарства.
Прибежавшая следом Ута умчалась на кухню за кипятком, который по распоряжению Доула должен был наличествовать в любое время.
— О, проклятье! — возопил доктор, увидев раненого. — Мооле! Как же это тебя?
— В щель влетела, — простонал наемник, укладываясь на топчан. — Что там… руку-то хоть не отнимете?
— Сустав не задет, — сухо определил Доул, когда я срезал с раненого рукав его куртки и разодрал фуфайку. — Так… спирт. Кипяток. Вина ему, да побольше. Держись, Мооле, сейчас будем в тебе ковыряться…
С круглой мушкетной пулей мы провозились два часа. В конце концов, зашив рану и наложив лубки — оказалась задета кость, — мы вернулись к столу. Мооле, накачанный вином по самую макушку, спал в складной походной кровати, придвинутой поближе к теплу очага. Посмотрев на свой хронометр, я выпил стакан вина и свалился прямо там, на второй койке, принесенной слугами. Засыпая, я слышал, как Эйно и Доул невозмутимо рассуждают об изменении ставок.
А утром к нам явился парламентер.