Расчехляя ружье, я прошелся к краю обрыва, поглядел на безмятежно спокойное море, потом опустил голову вниз — высота была порядочной, но внизу белела узкая полоска песчаного пляжа, так что, сверзившись отсюда, можно было надеяться, что шея останется на месте.
— Знаешь, — начал я, продернув затвор, — мне кажется, что садиться друг напротив друга будет довольно рискованно. Послушай-ка… а что если мне забраться вот туда? — и я махнул рукой вверх, указывая на поросшую чахлыми кустами серую скалу, нависавшую над холмом с северной стороны. — Таким образом, если ты расположишься в камнях, то стрелять мы будем под острым углом друг к другу…
— Это если бить придется по центру полянки, — скривилась Ута. — А если нет?
— Я стреляю не так уж и плохо… а ты в меня не попадешь при любых обстоятельствах — разве что у тебя задерется ствол. Я хочу свести риск к минимуму, верно?
Ута прищурилась и некоторое время разглядывала нагромождение камней, примыкающее к скале. Забравшись чуть выше, я имел превосходные шансы долго оставаться невидимым и почти что неуязвимым для людей, находящихся внизу, среди сосен холма.
— На такой дистанции из штуцера не промахнется и расслабленный, — согласилась она. — Хорошо…
Я кивнул и принялся карабкаться наверх. Это не было трудным делом — во-первых, я, как и любой мальчишка, немало налазился по всяким оврагам и склонам, а во-вторых, подъем был довольно пологим. Вскоре я облюбовал себе изумительное местечко в глубокой расселине меж трех замшелых валунов, положил на камень ружье и прикинул, как мне придется стрелять. Пока все выходило отлично. Чуть правее меня в камнях затаилась Ута. Сейчас я видел лишь ствол ее штуцера, да и то потому, что находился намного выше. Я поглядел на свой хронометр — до назначенного Эйно срока оставалось чуть больше получаса.
От волнения мне захотелось есть, но мы не захватили из пансиона ничего, кроме пары оплетенных соломой фляг с вином. От вина я решил воздержаться, дав себе слово напиться в куски нынешним же вечером — если, конечно, к тому времени я еще не воспарю в горние выси, где, как я полагал, от вина проку мало.
Передо мною вновь возникла Телла. Такая разная, то наивная, как деревенская девчонка, то утонченная, словно придворная дама, скользящая в игре по грани меж разных лиц и слов, загадочная, влекущая за собой и тотчас же отталкивающая — смеясь и лукаво поблескивая необыкновенно глубокими глазами. Я вздохнул и подбросил на ладони тяжелый светлый цилиндрик с торчащим из него острием крупнокалиберной пули, гладким, блестящим на полуденном солнце. Семь таких игрушек находились в трубчатом магазине моего штуцера. Еще с десяток — в кармане куртки, но я знал, что перезарядиться мне, скорее всего, не дадут.
Морской ветер едва слышно пел в верхушках сосен. В какой-то миг мне вдруг показалось, что я слышу приглушенное лошадиное ржание, я встрепенулся, навострил уши, но все же решил, что мне почудилось. Или, возможно, то разговаривали между собой наши жеребцы, упрятанные в зеленом овраге.
За размышлениями я не заметил, как пробило полдень. Хронометр в моем кармане звякнул, я неожиданно напрягся, и не зря — снизу раздавался негромкий перестук копыт. Над каменной грядой на секунду возникло лицо Уты, я услышал, как щелкнул взводимый затвор.
«Дура, — нервно подумал я, — придумала… раньше надо было!»
На поляну неторопливо выехали двое всадников, в одном из которых я без труда опознал Эйно. Его лицо затеняла широкая черная шляпа с парой красных перьев, на солнце блеснул неизменный талисман. Одет он был по морскому обычаю, в кожаную куртку со сложным мишурным шитьем, грубые брюки и сапоги с отворотами. Его спутник никакого отношения к морю не имел — на широкозадой серой кобыле восседал типичный богатый горожанин в длинном разноцветном кафтане, бриджах и длинноносых туфлях.
Его спутник никакого отношения к морю не имел — на широкозадой серой кобыле восседал типичный богатый горожанин в длинном разноцветном кафтане, бриджах и длинноносых туфлях. Они остановились посреди поляны, Эйно засунул руку в седельный карман и извлек из него толстый парусиновый пакет.
— Итак, — услышал я его голос, — думаю, здесь вам будет удобно, мой друг… ознакомьтесь, прошу вас.
Горожанин принял пакет, с хрустом взломал сургуч печатей и вытащил какие-то бумаги. Некоторое время он задумчиво вчитывался в их содержимое.
— Да уж, — мрачно произнес он, — от такого негодяя, как вы, дорогой князь, я не ждал ничего иного. Вы, вероятно, проделали немалую работу?
— И я хочу, чтобы она была достойным образом оплачена, — елейно отозвался Эйно. — А если уж говорить о негодяях, то я советовал бы вам поглядеть в зеркало. У меня есть с собой — хотите?
— Это просто торговля, — скривился его собеседник. — Не больше того…
— Ах, ну конечно… если мы можем говорить о торговле королевскими патентами, городскими землями и «сливе» золотишка в Галотту. Итак, — голос Эйно стал жестким. — Векселя? И вы же знаете, шутить со мной не стоит…
Снизу донеслось конское ржание, шум копыт и чьи-то резкие, короткие выкрики. Я увидел, как Эйно едва заметно подобрался, словно собираясь выпрыгнуть из седла, и стрельнул глазами по сторонам. Моя ладонь легла на приклад штуцера.