Выводов было не так уж много. Когда-то где-то существовала чрезвычайно развитая цивилизация, условно называемая «древней Империей» или «Архипелагом», разбросанная на десятках, а то и сотнях планет. Очевидно, космические расстояния тогда не имели значения… После того как Вселенная изменилась и попадать из звездного пункта А в звездный пункт Б мгновенно (или хотя бы очень быстро) стало невозможно, все эти планеты превратились в одинокие островки в безбрежных океанах. На многих таких островках люди погибли. На некоторых — одичали, слились с природой и пребывают в таком состоянии поныне. На отдельных — скажем, на Земле или на планете марцалов — выжили, прошли через бесчисленные испытания и создали свои уникальные цивилизации. Наконец, на избранных — каким-то чудом сохранили древние знания и технологии, развили их, адаптировали под изменившиеся условия — и в конце концов объединились в Империю, в чем-то величественную, в чем-то чудовищную…
Впрочем, прямая информация об Империи на Землю практически не попадала. А марцалов Адам достоверными источниками давно уже не считал.
Следующие полчаса Адам провел в обществе взбелененного Мартына и того серого инспектора, послушал, о чем они говорят, и понял, что Саньку оставляют в Питере — но до какого-то не вполне определенного срока, и серый пытался вытянуть из Мартына какие-то даты, а Мартын городил всякую чушь, но дат не называл. Было видно, что противники схватились на зыбковатом правовом поле — для которого ещё не прописаны все правила игры, а прецедентов катастрофически не хватает. Пожалуй, здесь решающим фактором было эластичное упрямство, умение заморочить противнику голову и вывести его из себя — а этими качествами Мартын обладал как никто другой.
— Котов вы как подманиваете? Просто на кыс-кыс или на колбасу? — вдруг вроде бы ни с того ни с сего спросил он, и это решило исход схватки: серый вскипел и выскочил из кабинета. — Учись, — спокойно повернулся Мартын к Адаму. — В следующий раз — будешь сам.
— До следующего раза они могут не дотянуть, — сказал Адам и протянул шефу расшифрованную депешу принца.
Мартын прочел, потер горбинку носа, сложил бумажку ввосьмеро и сунул в карман.
— Какой-то очень уловистый нынче месяц, ты не находишь? — спросил он. — К чему бы это?
— Мой друг Абалмасов утверждает, что к потопу, — сказал Адам. — Он строит ковчег.
— К потопу… к потопу… Механизма не вижу. Нет, что-то другое… — И Мартын, оставив Адама в полном недоумении, испарился.
А Адам, вспомнив депешу, теперь лихорадочно-спокойно пытался выстроить линию поведения так, чтобы этот новый действующий — по-настоящему действующий! — фактор обратить на пользу себе, а не оказаться у него на пути.
Нет, что-то другое… — И Мартын, оставив Адама в полном недоумении, испарился.
А Адам, вспомнив депешу, теперь лихорадочно-спокойно пытался выстроить линию поведения так, чтобы этот новый действующий — по-настоящему действующий! — фактор обратить на пользу себе, а не оказаться у него на пути. Похоже, эти когтистые ребята готовы на все…
Глава девятая
Кого только не встретишь в подполье…
Все ещё 22 августа 2014-го
…В парадной резко пахло растворителем, стружкой и бетонной пылью. Новенькая дверь легонько чвакала непросохшей в петлях краской. Адам медленно поднялся по лестнице, касаясь ещё необтертого бруса перил (бук или красное дерево? — он присмотрелся, но в полумраке не смог определить), положенного на щербатую чугунную решетку. Тщательно, впрочем, выкрашенную. Чувствовался знакомый армейский стиль: быстро сделать то, что можно сделать быстро, а остальное закрасить.
Квартирной двери турборемонт не коснулся. Адам вдавил кнопку звонка. Сколько лет он тут не был?..
— Входите, не заперто, — раздалось откуда-то из глубины.
— Людмила Михайловна? — Он осторожно вошел в темные и душноватые недра квартиры. Пахло чем-то сладким и дымным — будто подгорел сахар. — Это Адам Липовецкий, вы меня ещё помните?
— Умерла Люда, — сказал из темноты старушечий голос. — Как про Саньку узнала, так в тот час и померла. Вчера схоронили.
— Калерия Юрьевна?!
— Я, Адичка, я. Дочку вот схоронила. Теперь правнука хоронить готовлюсь. Ты уж не обижайся, что не прибрано тут…
В костяном голосе не было слышно слез.
— Так вы ещё не знаете?! — Он рванулся на голос, упал на колени, нашел в темноте и сжал тонкие сухие запястья. — Вам ещё не сказали?! Жив Санька и жить будет! Я только что от него! Врачи глазам не верят — живой! Уже и лопает нормально, вы ему каких-нибудь пирожков заверните, а то — госпитальная еда…
— Свет включи, — сказала Калерия. — Вон, в холодильнике — капли. Накапай… да нет, давай так… и залить…
В дверь позвонили.
— Открыто! — твердым голосом отозвалась Калерия.
— Это я, ба… — На миг Адаму показалось, что Санька сбежал из госпиталя, и только потом он сообразил, что голос хоть и очень похожий, и хрипловато-низкий — но женский. — Ой, тут кто-то уже… здравствуйте…
— Здравствуй, Аля, — сказал Адам.
— Это Адичка, — сказала Калерия. — Видишь, какой он теперь. В чинах, в орденах… Что ж ты мне не позвонила, коза?
— Связи нет, — сказал Адам. — Я тоже звонил. Сказали, до вечера по всему Ваське — не будет.