— Неладно вышло, господин полковник, — шмелем гудел хозяин кабинета, усатый полицейский майор. — Что с комедиантов взять, зла они не желают, ну, назойливые, как мухи, так это и потерпеть можно. Господь терпел и нам велел.
— …Не бил я его, — в пятый раз принялся объяснять Адам, — я щекотки боюсь.
Господь терпел и нам велел.
— …Не бил я его, — в пятый раз принялся объяснять Адам, — я щекотки боюсь. Просто дернулся. И вот…
— И легкие телесные повреждения, не сопровождаемые потерей трудоспособности. Зафиксированные в протоколе задержания. Что делать будем?
— Что будем, что будем… — вздохнул Адам. — Извиняться, конечно. Зуб вставлять. Фарфоровый. За мой счет.
— Можно два, — сказала Вита. Она сидела, завернувшись в зеленый махровый халат полицмейстера. Брюки и рубашка сушились в подвале, в прожарочном шкафу.
— Два? — не понял майор.
— Если он не согласится сразу, можно будет выбить ему ещё один зуб, — пояснила Вита.
— Так и запишем, — с облегчением сказал полицмейстер и хлопнул ладонью по кнопке вызова. — Давай сюда тех иксованных, — скомандовал он просунувшемуся в дверь сержанту.
— Так это, Сергей Филиппыч, ушли они…
— Без зуба?
— Так точно!
Адам после секундного размышления похлопал себя по груди.
— На два фарфоровых там точно хватит, — сказал он. — Бумажник тиснули, — добавил он для майора.
— Ах ты господи! — Тот бацнул твердой лапищей по столу. — Фомин, сбегай-ка за Шкуродером. Одна нога здесь, другая уже тоже здесь. Так, господин полковник, будем все переписывать. — Он вздохнул и вытащил из стола чистый лист. — Фамилия-имя-отчество-год-и-место-рождения?..
Адам, не противясь, повторил все сначала. С бумажками он не спорил. Принципиальной разницы между бумажками и ветряными мельницами он никогда не замечал, разве что мельницы были красивее, а встречались реже.
В приоткрывшуюся дверь просунулся плечистый бритоголовый юноша в спортивном костюме.
— Вызывали, Сергей Филиппович?
— Вызывали. А кто стучать будет? Может, я тут женский пол допрашиваю? А ты без стука?
— Больше не повторится! — бодро отрапортовал юноша и вошел в кабинет целиком.
Вита смерила его взглядом снизу вверх и присвистнула. В дверном проеме свободного от юноши места просто не оставалось.
— Ты давай проходи и садись. Вон, на табуреточку, осторожненько. Мебель — дело тонкое, это тебе не на травке. Ты мне скажи, вы что себе позволяете?
Едва успевший присесть, юноша в недоумении вскочил.
— Не понял, Сергей Филиппыч. Мы же вчера отчитались по полной, дело с грибочками закрыть успеем, а покража — сами знаете, пока хоть что-нибудь не всплывет…
— Покража подождет, — веско уронил начальник. — А то вот ты тут дела закрываешь в свободное от безобразий время, а твои, понимаешь, иксанутые френды встали на путь порока. Вот так я тебе скажу. У господина полковника бумажнику исчезновение устроили. Среди бела дня и без всяких тарелок. Это как называется, я тебя спрашиваю?
Несколько секунд молодой человек пребывал в полном оцепенении. Потом страшным шепотом:
— Наши?!
Получилось: «нашшшшшш-бульк».
— А чьи же еще? Или думаешь, восточно-американские коллеги специально за нашими бумажниками теперь ездют? Ваши, ваши.
Три сильно рыжих и один тормоз. Кафе «Ракушка».
Юноша попятился к двери.
— Так это… Я сейчас! Не может быть, чтобы наши. Я сейчас совещание соберу и все выясню.
— Вот-вот, выясни и разберись.
Глава шестая
Длиный-длинный день
Все ещё 21 августа 2014 года
Это был длинный-длинный день — день в ожидании грозы, день добега, день перед неминуемой сдачей города… «Субарик» подпрыгивал на ухабах разбитой дороги, давно забывшей, что такое колеса. В трещинах местами росла трава.
— Еще двадцать лет, — ворчала Вита, — и здесь будет поле. А по полю будет ходить Лев Толстой. С во-от такой бородой. И в пенсне. Как Чехов.
— Почему Толстой? — рассеянно спросил Адам.
— А увидишь, — сказала Вита. — За пожаркой направо и сразу во двор.
Они миновали памятник пожарным, изнемогающим в борьбе со шлангом. «Субарик» в ужасе вильнул. Возможно, ему примерещились змеи. Или древние греки.
Из нужной подворотни медленно выпячивался толстой задницей вперед многоместный старый глайдер-автобус. Приходилось ждать…
Адам, отрешенно скрестив руки на руле, что-то немелодично насвистывал, вытянув губы трубочкой. Видно было, что он уже не здесь.
А где?
…Когда Мартын положил перед нею пси-грамму, она не обратила внимания на имя, скользнула взглядом по фотографии (лицо показалось незнакомым: низкие брови, глаз почти не видно…) и стала разбираться в хитросплетении кривых; Мартын азартно посапывал за плечом: во какой зубец! а тут, а тут! да если ты из него хоть половину его способностей вытащишь, вам обоим цены не будет!..
А потом он вошел — и, ещё не признав в нем старого знакомца, Вита почувствовала этакий теплый ток, медленно пролетевший по воздуху и шевельнувший чувствительные вибриссы души. Да. А потом оказалось, что они давным-давно знакомы. Давным-давно. Просто некоторое время не виделись…
Все могло бы быть просто. А стало почему-то очень сложно.
Вита сразу почувствовала его. Слишком быстро и слишком отчетливо. Даже для нее, опытной, проработанной эмпатки с хорошими способностями к инициации латентников, — такой стремительный контакт был чем-то из ряда вон выходящим. За последний год она «запустила» шестерых чтецов и, случайно, одну девушку-телепатку — правда, низкой, четвертой-Б категории, то есть работающую на очень близкой дистанции и практически без селекции объектов. В одной комнате с тем, в чьи мысли надо проникнуть, и чтобы в радиусе ста метров — никого больше…