— Ну, я, — после паузы нехотя ответил один.
— Тебя раскачивали на эмпата?
— Ну.
— Встать.
— А пошел ты…
— Встать, — повторил Адам ещё тише, и пацан встал. — Я спросил: тебя раскачивали?
— Так точно.
— Господин полковник.
— Так точно, господин полковник.
— Пошли. Будешь моим детектором лжи.
— Браслеты — снимете?
— Нет. Ты остаешься под арестом. Возможно, твоя помощь пойдет в зачет. Не знаю.
Они вышли под промозглый дождь. Наконец-то антигравы удалось остановить, ветер стих, но тучи все ещё висели над головой невидимым, но громадным тяжелым одеялом.
Возле соседнего автобуса Адам заметил понурую фигурку. Санька. Стоит, приткнувшись к стеночке боком. Кто-то одолжил парню бушлат, но, разглядел Адам, подойдя ближе, промокшая одежка уже не защищала, а только гнула к земле.
— Иди под крышу, — сказал Адам. — Будет обидно после всего заработать воспаление легких.
Санька мотнул головой.
— Ладно. — Адам постучал в дверь, ему открыли. — Давайте сюда узницу.
Юлька вышла, сгорбившись и пряча лицо. Санька ничего не сказал, просто пошел рядом и чуть сзади.
— Лезьте в машину, — сказал Адам.
В штабном автобусике уже сидели Макарушкин и Бабакин. Юлька забилась в угол поближе к кабине, а Антон пристроился напротив — стоя, держась за какую-то петлю в потолке.
— Санька, — позвал Адам. Тот молча забрался в салон.
Почему-то в сознании Саньки отпечатывалось только самое незначительное. Тряска.
Потеки воды на стекле. Промозглая тяжесть на плечах. Драная кожа сиденья. Гусиная кожа на руках. Когда автобус круто поворачивает направо, с воротника течет за шиворот. А когда налево — надо держаться крепче. Налево не надо смотреть.
Дядя Адам заставил глотнуть коньяка. Теперь в горле жгло, голова кружилась, слегка поташнивало. Но стало теплее.
Автобус остановился. Яркий свет понизу. Дверь. Голоса. Кто-то стягивает с плеч водяной панцирь, кто-то растирает полотенцем волосы и шею. Парни во флотской форме с автоматами в руках. Дядя Адам опять с телефонной трубкой у уха, он смешно прижимает её плечом. «Мы тоже не можем до своих дозвониться, — говорит старший спецназовец. Фамилия у него смешная, но никак не вспоминается. — Может, оно и к лучшему». Оба коротко всхохатывают.
Вообще все — очень яркое, громкое, колючее, громоздкое. Все мешает.
А ведь это родной медпункт. Вон в ту дверь проходил сотню тысяч раз, когда с шоколадками, а когда и так. Протоптал дорожку в линолеуме — вот. Санька встал на неё и пошел, и так было чуть легче.
Держись за мной, сказал дядя Адам. Он и держался.
За дверью был смотровой кабинет: ширма, диагност, вместо одной знакомой медсестры — три незнакомых и воендокторша, которая всегда носит неформенную шляпу с широкими полями. Прозвище её он знал, но забыл.
Ага, а вот ещё одна дверь, которая раньше всегда была заперта. А за ней палата, в палате кровать, на кровати марцал. В полосатой пижаме. Рука прикована к кровати черными браслетами. Морда опухшая, левый глаз заплыл.
Первым вошел старший спецназовец, такой широкий, что занял собой полпалаты. Дядя Адам, Санька и пристегнутый к нему на всякий случай Антон задержались в дверях. А ты, дочка, погоди, услышал Санька за спиной, но не обернулся. Спецназовец (полковник Макарушкин, вспомнил Санька) первым делом подошел к разложенным на кушетке вещам марцала и стал в них копаться. Антон шумно задышал сзади.
— Как вы смеете? — слабым, но очень уверенным голосом спросил марцал. — Это абсолютно беспрецедентно. И освободите же меня наконец.
— Немедленно? — уточнил Макарушкин.
— И немедленно, да! — прекратите это издевательство. Что, собственно говоря, происходит?
Марцал преображался на глазах. Он уже сидел, всем телом развернувшись к Макарушкину, и как-то умудрялся делать вид, что прикованная рука ему совсем не мешает. Голос звучал громче и бархатистей.
— Немедленно — никак не могу, — виновато сказал Макарушкин. — У меня приказ. Сначала проверим вещички. Потом — по обстоятельствам. До выяснения. Вот это что? — Он вытащил из груды вещей маленький матово-черный шарик.
— Для вас это не представляет никакой пользы. Можете считать, что это — как вы говорите? — сувенир.
Санька посмотрел на Антона. Дядя Адам прижал палец к губам и что-то показал жестом. Санька не уловил, но Антон все понял, сместился влево, заставив Саньку переступить на два шага, и спрятался от марцала за косяком двери — и уже там уверенно замотал головой из стороны в сторону.
Макарушкин тем временем продолжал осмотр, сыпля слова как ни в чем не бывало.
— Как хорошо, господин военный советник, что вы отвечать соглашаетесь. Вот мы быстренько во всем и разберемся. А это что вот? — Он извлек из внутреннего кармана марцальского мундира небольшую ромбовидную коробочку и ткнул ею в Барса.
— Положите на место, — скомандовал тот.
— Это личное оружие.
Антон кивнул утвердительно.
— А чем стреляет? — Макарушкин весь излучал искреннейшее любопытство. — И как?
— Я повторяю, это личное оружие. У вас оно просто не выстрелит.
Яростнее мотание головой.
— Не выстрелит, так не выстрелит. — Покладистый Макарушкин отложил коробочку… и снова взял её в руки. — А все-таки любопытно научиться. Вот так её, похоже, держат, вот это что-то вроде спускового крючка… А что, удобная штука, легкая, портативная. Сами делаете или покупаете где?