Опустевшие коридоры. Опустевшая память. Не всколыхнуть.
Всколыхнулась. В холле два офицера прикрепляли черные ленты к большой фотографии. Адмирал Марков. Игорь Викентьевич. Игорь Викентьевич? Он ведь живой… а значит, и он тоже… как я…
Юлька отворила дверь и шагнула в ночь.
Теплое молоко тумана объяло и подхватило её. Она без страха скользила то в полной тьме, то в волнах света, идущего ниоткуда. Что-то пронеслось мимо, завывая и разбрасывая желтые и синие лучи. Потом ещё и еще. Потом за спиной её с шипением разлилось белое пламя и несколько раз глухо, как в вате, проревела сирена.
Юлька повернулась спиной к свету и ушла в глубокую темноту. Иногда из встречной мути выныривали знакомые предметы — мини-глайдер, фуражка с кокардой, стайка проблесковых маячков, машина техпомощи, дежурный инженер, «скорая», два бушлата, стойка служебного телефона… Потом дорогу перегородила по-настоящему темная, почти черная громада. Юлька протянула руку, коснулась стеклянистой обшивки корабля, бездумно повернула налево и пошла, в такт шагам ударяя пальцами в борт.
Внезапно, неожиданно, неуместно — потянуло сладким дымом и ароматом жареного мяса, и тут же в тумане открылся оранжевый полумесяц, Юлька сделала ещё несколько шагов, и полумесяц раскрылся, как раковина, из которой донеслись голоса, веселые голоса! Все так же придерживаясь за борт корабля (он начал резко загибаться и уходить вверх, а значит, начинался нос), Юлька пошла на звук. Рука наткнулась на выступ — чертовски вовремя, иначе она неминуемо вписалась бы лицом в горизонтальную стойку гравигена, как раз в заднюю её заостренную кромку. Юлька пригнулась…
По ту сторону корпуса корабля горел костер, и возле костра прямо на бетоне полосы сидели ребята. Зная, что она бесплотна и невидима, Юлька подошла и села рядом.
Ей тут же дали стакан и пластиковую тарелку, на которой шкварчал кусок мяса. Чье-то лицо оказалось совсем близко, глаза смеялись, губы шевелились. «Попробуй. Это вкусно», — перевела она про себя.
— Thanks. — Это слово вспомнилось автоматически, а что сказать еще, она не знала.
«Ты очень грустная, но очень красивая». Может быть, он сказал не «грустная», Юлька не разобрала, просто парни с такими глазами говорят очень простые фразы.
— Such day, — сказала она и сообразила, что сказала что-то не то. — Heavy day.
Глоток. Язык обожгло, и это было лучше, чем ничего. О край стакана тут же звякнула бутылка. «Пей, это бурбон, очень хороший бурбон».
— Why this? — зачем-то спросила она, и её поняли правильно.
«Мы закончили работу. Скоро улетаем. Мы хорошо работали».
— Fly… Far from here?
«Очень далеко. Пасадена. Калифорния. Знаешь?»
— No. Is it beautiful?
«Это самый лучший город в мире. Хочешь посмотреть?»
— Хочу! I want! Честное слово. Вы можете… Can you take me with you?
«Тебе разрешит твой начальник? На пару дней?»
— I have no chief now. — Слова находились все легче и легче. — I am simpat. My job goes to the hell. It's true.
«Не плачь, малышка. Все будет о'кей. Как тебя зовут?»
— My name is… I like a name Rita, ok? It's a little name of Margarita.
«Привет, Рита. Я — Пол».
С людьми, которые говорят очень простыми фразами, так легко понять друг друга, даже по-английски…
В два часа тридцать минут ночи комдив Виттштейн поднял в небо на высоту полутора сотен километров пару разведчиков «Аист». Пилоты шли без визиблов, а наблюдатели, которых на каждом кораблике было трое, менялись шлемами, когда уже не могли больше терпеть. Так, во всяком случае, было задумано.
Старт задержался на десять минут — инженеры ещё раз проверили энергетические и управленческие цепи. Если бы не эта задержка, армаду заметили бы гораздо позже — следующая пара должна была подняться только полчаса спустя. А так — буквально в последний миг лейтенант Баженов увидел появляющиеся ниоткуда имперские крейсера. До них было шестьдесят пять тысяч километров. Он успел заметить их и громко сказать это, а потом пространство в его мозгу связалось тугим узлом и вывернулось наизнанку…
Пара, вылетевшая следом, насчитала в северо-западном секторе около семисот крупных кораблей. Они приближались очень медленно, практически не маневрируя. Если ничего не изменится, посчитали разведчики, армада приблизится к границам атмосферы через четыре часа.
Наверняка они были так же слепы и не способны вести бой, как и земляне с марцалами, но зачем им вести бои в пространстве, когда можно просто высадиться, наконец, на поверхность?
Виттштейн приказал дать сигнал сбора старых пилотов, тех, кто имел опыт атмосферных боев четвертого года. Выходит, не зря их держали на учете и время от времени гоняли на учебных «двушках»…
Войскам, которые будут отражать высадку десантов, понадобится поддержка с воздуха.
Потом ему позвонили из штаба округа и велели подготовить все для старта шести тяжелых кораблей.
Потом поправились: для посадки и последующего старта. Корабли перегоняли с Балтийского завода. Они были укомплектованы экипажами и вооружены, но не несли боезапаса. Впрочем, специальный боезапас для них грузовым бортом уже гнали из Воткинска. Зачем, вяло подумал Виттштейн, ведь толку не будет… ну, шесть эсминцев. Тех — минимум семьсот в нашем секторе. Сколько еще…
Стартовый гравитатор дал рабочую тягу; поднявшийся вскоре ветер разорвал туман. Подсвеченный прожекторами, в небо устремился пылающий смерч.