За право летать

Вот после этого она и стала для Кима Эвитой Максимовной, чьи инструкции следовало запоминать дословно, а команды выполнять мгновенно.

Странная штука — терпение. Для того чтобы погулять в отдалении, подумать, просто полежать, поджав ноги, на замечательной Кимовой куртке, его не хватило. А сидеть двадцать минут не шевелясь — сколько угодно. И Вита сидела — молча, неподвижно и доброжелательно.

И Вита сидела — молча, неподвижно и доброжелательно. Одеяло было в десятке шагов — под ним что-то вздрагивало, ворочалось, иногда обозначались мерцающие зеленые искры — но дальше дело не двигалось. Тогда Вита осторожно достала флягу с водой, отвинтила пробку и взболтнула.

Есть! Одеяло рвануло на звук, оставив позади свернувшееся в тугой клубок тельце. Раздался тоненький писк. Одеяло заходило ходуном, с грехом пополам попятилось, сминаясь, и вернулось на прежнее место.

Надо было начинать все сначала. Вита набрала воздуху — и очередной порции терпения. Смотрим фильм про дачу. Куст, одеяло, средний план, стоп-кадр… который без предупреждения сменился рапидом: тот, кто прятался под одеялом, вдруг оказался снаружи, одним гибким промельком скользнул вперед — и замер в двух шагах, не мигая уставившись на фляжку.

Огромные зеленые глаза. Почти круглое лицо с острыми подвижными ушами — треугольными, как у кошки, но расположенными ниже, почти как у человека. Почти человеческий рот — с губами — и плоский кошачий бархатный нос. Тело, покрытое плотной дымчато-серой шерсткой, скорее кошачье и, похоже, с фантастически подвижными суставами: Вита не удивилась бы, если бы этот звереныш выпрямился во весь рост. Сейчас он стоял сгорбившись, на трех лапах, приподняв четвертую — переднюю, — то ли готовясь ударить, то ли просто на всякий случай.

Лапка была страшненькая — шестипалая, с тремя огромными кривыми когтями на внешних пальцах и утолщенными суставами пясти. Большой, указательный и «средний» (или как в этом случае говорить-то?) были почти человеческими — безволосыми, с плоскими толстыми ногтями.

Зубы зверь не показывал. Было бы с кем побиться об заклад — Вита поставила бы на комплект всеядного, как у любого примата. Не мог этот котенок быть хищником. Она бы почувствовала, если бы её воспринимали как «еду». Малыш излучал растерянность, голод и жажду. Любопытство. Настороженность. Боль.

Удержав рвущийся наружу глубокий вздох, Вита плеснула в ладонь воды и медленно протянула «чашечку» перед собой. Вода медленно сочилась меж пальцев, капая на землю. Звереныш жалобно пискнул и тоже протянул лапку чашечкой. Прежде, готовясь к защите, он поджимал три внутренних, «человеческих» пальца, а теперь поджал внешние, с когтями, чуть отведя их в сторону. Вита вылила воду на безволосую ладошку, и котенок, разбрасывая капли, поднес лапку ко рту и жадно облизал. И придвинулся ещё на полшага.

Вита протянула ему флягу, осторожно наклонила, чтобы показать, как течет вода. Малыш понял. Он оказался сообразительнее, чем думала Вита: стал потихоньку лить воду на ладонь и быстро слизывать…

Он не знал, кто этот Большой-теплый, никогда таких не видел, только похожих, издали, когда все разломилось, но они не были теплыми. Этот был. К нему притягивало, даже издалека. И пить. Да, Большой-теплый не дразнился, он принес пить! Дал пить! Много!

Резь в животе затихла. От неожиданности он чуть не уснул, но тут с новой силой накатила волна боли Второго, и он успел очнуться и удержать ту штуку, где пить. Напоил Второго — плохо, но напоил. Остаться рядом не смог — больно. Больно и холодно.

Когда нагруженный Ким выбрался к красным вешкам, перед ним предстала совершенно идиллическая картина: на его куртке, свернувшись двойным клубком, лежали Эвита Максимовна и когтистое чудовище, казавшееся теперь маленьким и нестрашным. Вита поглаживала круглую ушастую голову, а зверь… Ким не поверил своим ушам.

Зверь мурлыкал.

Глава четвертая

Старик

20 августа 2014 года

Санкт-Петербург, Россия

Шел незаметный дождь.

Казалось, что стекла окна просто тают и каплями стекают вниз. Изнутри стекло запотевало от дыхания. По этой матовости кончиком мизинца Адам нарисовал автопортрет. Потом стер его рукавом.

Шагов подошедшего врача он не услышал. Пол в коридорах был залит чем-то тускло-желтым, полупрозрачным, пружинистым.

— Пойдемте, — сказал врач.

Адам соскользнул с подоконника, поправил светло-зеленую накидку. От неё пахло поддельной химической карамелью.

— Он в сознании? — спросил Адам.

— Если это зачем-то называть сознанием…

Врач был раздражен и очень недоволен. Адам не стал выяснять, чем именно.

Навстречу им по коридору пробежала плачущая девушка в форме Космофлота. Адам посмотрел ей вслед.

— Пять минут, не больше, — сказал врач, открывая застекленную дверь. — Вам ясно?

— Не надо так со мной разговаривать, — сказал Адам. — Мне не меньше вашего жалко парня… — Он хотел добавить, что Александр Смолянин приходится ему кем-то вроде племянника, но вдруг передумал. — Просто кое-что я должен у него выяснить как можно быстрее. От этого зависят многие жизни. Может быть, и ваша. Или ваших детей.

— У меня нет детей, — сказал врач и повернулся спиной. — Еще не хватало… Ладно, идите, — бросил он. — Но когда я скажу: все — вы встанете и уйдете.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118