Дорожка, ещё не просохшая после ночного дождя, была скользкой. Было приятней идти рядом, по траве, густой, мокрой, мягкой. Запахи травы, воды, тины, свежести чуть кружили голову. И может быть, поэтому Адам старательно поддерживал спутницу под локоток, хотя никакой необходимости в том не было. Даже, скорее, наоборот — это он шел по скользкой дорожке в городских туфлях на гладкой подошве.
«Идет по скользкой дорожке…» — подумала Вита и покосилась на Адама.
— Что-то я давно молчу, — отозвался Адам. — Странно, правда?
— Почему странно?
— Вообще-то я в присутствии женщин куда более разговорчив. Если не сказать, болтлив.
— Я в курсе.
— Неужели помнишь?
— Помню. А знаешь почему? Ты единственный сообразил притащить мне табуретку. Настоящие джентльмены — редкость. Их нужно запоминать. Вырубать на скрижалях.
— Какой я джентльмен, — усмехнулся Адам. — Простой полковник. К счастью, без полка.
— Офицер и джентльмен. Еще большая редкость.
— Засушить и вклеить в альбом. Я и стих придумал. «Души прекрасные страницы расклеил он по заграницам».
Вита задумчиво пошевелила губами…
— Восемнадцать.
— Что восемнадцать?
— Слогов. На хайку не тянет.
— При чем тут хайку? — опешил Адам.
— А я в альбом пишу только хайку. «Мысль пришла и ушла. Тихо вокруг. Я же стою, как дурак».
— Это про меня, — сокрушенно вздохнул Адам.
— Нет, не про тебя.
— Почему?
— Я тебя не настолько хорошо запомнила.
Он смотрел так удивленно, что Вита не удержалась и прыснула.
— Ко мне вообще трудно привыкнуть, — сообщила она. — Редко кому удается.
И, без предупреждения сбросив ему на руки свою потертую джинсовую куртку, полезла на иву.
Дерево вздохнуло. Ветки с мокрым шелестом ушли глубже в воду.
— Жалко, что коньяк сюда не приносят. Дурацкий сервис. — Вита поудобнее устроилась в развилке толстых ветвей, свесила ногу. — Что стоите, сударь? Занимайте соседнее кресло. — Она сделала широкий приглашающий жест, покачнулась, и вцепилась в ветки.
— В присутствии дамы? Не смею-с. — Адам щелкнул каблуками.
— Отмазался, — рассмеялась Вита. Дерево под ней вдруг зашелестело сильнее…
* * *
…Его подняло на одной какой-то особенно высокой волне, потом опустило — пустым затылком вниз, вниз, дыхание исчезло, темно и искры, это звезды, нет, что-то горит, падает и горит, стекло, спираль и свет. Краешек сознания коснулся обоих глаз и правой брови. Это я, подумал Санька. Я здесь. И мне, наверное, конец. Конец, конец! — радостно и звонко отскочило от стен. Зубчатые слова цепляли, как репей. Он хотел перелезть через забор, красно-коричневый, занозистый, но по ту сторону сидели серые потные собаки, тысячи собак, сидели неподвижно, плотно, как семечки в подсолнухе, и смотрели на него, раскрыв черно-розовые пасти. Ты очнись, очнись, шептал кто-то мягкий, с большим теплым сердцем, оно било на три счета: ду-ба-дамм… ду-ба-дамм… Ага, сказал Санька и приподнялся на локте. Обзор был плохой, край койки закрывал треть сектора, да ещё эта дурная подушка, сколько раз говорил… они появятся оттуда, из мертвой зоны, и опять ничего не удастся сделать, не успеть, не успеть… очнись… у неё были рыжие волосы, это он заметил, Боже, что же с ними стало в том аду… из стены вдруг проступил на миг барельеф: мальчик и девочка, взявшись за руки, летят куда-то, это же Пашка и Анжела, конечно, это они и были там, точно, как я не догадался раньше… что это гудит?.. очнись, очнись!.. опять волна, шелест, взлет, падение, захватывает дух, нет, нет, нет, я дышу, вот: дышу, слышите же… не надо больше уколов, и электричества не надо, я же вот он, я лечу… разряд!.. больно… не хочу больше, не хочу, пожалуйста… разряд!.. ты должен хотеть, сказала рыжеволосая девочка, так надо, поэтому дыши и не давай сердцу замирать так надолго… ты кто? — спросил Санька, кося глазами, люди с твердыми пальцами что-то делали с его головой, но глазами он мог косить. Я — Белла, сказала девочка. Я — Белла…
— Белла… — попытался повторить Санька, но язык был прижат жесткой трубкой. Тогда его скрутила судорога кашля, красной пеной ударила в голову, и все надолго исчезло.
— Не знаю, что там с телепатией, а даром предвидения я не обделен, — сказал Адам, возвращаясь к столику с двумя бокалами и фляжкой коньяка «Двин».
— Не верю. — Вита легонько клацнула зубами и посмотрела вниз.
Лужа вокруг кроссовок постепенно увеличивалась. — А если да, то какого черта?..
— Опоздал, — сказал Адам, разлил коньяк, не присаживаясь, и подал Вите. — Только решился открыть рот в вашем присутствии…
— Но сначала надо было спрятать лопату. Или чем ты там это дерево подрывал?
— Экскаватором. Ручным таким.
— Хорошо, что не диким. Но переодеться мне все равно придется. А во что?
— Купим, — легкомысленно откликнулся Адам.
Вита с сомнением перевела взгляд с напарника на коньяк.
— Ладно. Пьем за чистоту и наивность, — вздохнула она.
— Присущую джентльменам, — гордо добавил Адам. Выпить они успели. Чудом.
— Эф Би Ай!!! — истошно завопил пронзительный женский голос, и через перила перемахнула явно крашеная блондинка в черном, испачканном спереди костюме. В правой руке она держала огромный никелированный пистолет, в левой — фонарик размером с полицейскую дубинку. — Всем стоять! — не совсем логично продолжила она по-русски.