— Ва?адик,- пропела женщина,- сладкий мой!
Голос у нее был глубокий, бархатистый, богатый модуляциями, но тоже слегка фальшивый, словно и здесь она не переставала играть.
— Ты сохранил для меня немножко сил, а, котик? — с улыбкой спросила женщина, рассеянно дергая поясок, и без того едва выдерживавший напор грудей. «И тогда он сказал: нет»,- вспомнился Вадиму другой фильм. И вправду бы отказать: сразу и навсегда,- поставить условие наконец! Куда она денется?
— Там видно будет,- отозвался он.- Да сядь ты нормально, Алиска, не буди зверя,- что за манера?
Кстати, имя вполне подходило хозяйке, ибо лицом она напоминала юную Серебрякову, прославленную автопортретами. Разве только рот великоват — зато чувственней!..
Непроизвольно Вадим покосился на стену.
Разве только рот великоват — зато чувственней!..
Непроизвольно Вадим покосился на стену. Великолепная старинная гитара висела на прежнем месте, и, судя по всему, с последнего визита никто ее не трогал. Черт бы побрал нынешнюю моду на антиквариат! Раньше хоть что?то можно было достать.
Хозяйка понимающе хмыкнула и, не вставая, протянула в сторону ногу — выключить каблучком магнитофон. Вадим прищурился: халатик оказался единственной ее одеждой, если не считать украшений. Впрочем, разве могло быть иначе? Еще не худший вариант, учитывая, что среди домашних униформ у нее числилась ременная сбруя, утыканная по узлам стальными шипами. И понимай это, как хочешь.
— Потренькай малость,- предложила Алиса с той же двусмысленной улыбкой.- Ну рlе?ease, hоney!
— Sunny,- буркнул он.- Не в свои — не садись.
Продолжалась их старая игра в совращение. Пока Вадим ускользал: роль приходящего любовника его не прельщала,- но часто на грани фола, уж очень заманчиво умела подать себя Алиса. И даже сейчас, после тяжелого дня, Вадим ощутил в ладонях зуд: захотелось рвануть края халата, чтобы лопнул наконец поясок и заколыхалась, вырвавшись на оперативный простор, обильная жадная плоть.
— С огнем балуешь,- предупредил он.- Смотри — допрыгаешься!
Засмеявшись, Алиса живо села, подтянув колени к груди, и раздвинула ступни — ну, это уж чересчур!.. Поежась, Вадим снял со стены драгоценный инструмент, предусмотрительно отступил к креслу и тихонько заиграл, лаская пальцами струны.
— Как твои дела? — поинтересовалась Алиса.- Все так же?
Он рассеянно кивнул, слушая гитару. Конечно, нынешняя электроника — это ух! — но ведь и предки понимали толк в красоте, разве нет? Какие тона, господи…
— Не надоело? — спросила Алиса. Он помотал головой, не отвечая, взволнованный встречей с гитарой, словно с прошлым. Странно, я еще не разучился быть сентиментальным.
— Помнишь о моем предложении? Пора решаться, Вадик!
Так же молча Вадим усмехнулся. Алиса работала на Студии всего лишь диктором, но имела влияние до самых верхов — не хотелось думать, за какие заслуги. Но вот с чего ей вздумалось перетаскивать туда Вадима?
— И блат здесь ни при чем, не выдумывай! — добавила женщина, будто подслушав его мысли.- Просто Студия наконец отстроена и готова принять под крыло всех, в ком тлеет божья искра.
— «Алло, мы ищем таланты»? — хмыкнул он.- Будете пестовать и ростить их с пеленок?
— Это грандиозная общегубернская программа, поддержанная всеми Главами, вплоть до Первого,- с гордостью подтвердила Алиса.- Ты бы видел Студию — это такая громада, такое великолепие, такой храм искусств!..
— Ну, лично мне он больше напоминает всегубернского спрута, изготовившегося разбросать щупальца от Центра «до самых до окраин», чтобы придушить ростки, сколько?нибудь взошедшие над «грязью».
— Что за чушь, Вадичек? У нас такие люди — раньше они по всему Союзу гремели!..
— Раньше?то — да, а теперь один гром и остался. И что может зародиться в пустоте — чудовища? Хуже нет, когда уходит талант. Зато как они теперь любят прописные буквы и восклицательные знаки!
— Думаешь, выдохлись? Вот и неправда. Взять хотя бы нашего Режиссера…
— Ну как же: сам Банджура, Вениамин Аликперович,- главный громовержец! Вадим рассмеялся.- Уж он приголубит!..
Старичок сей и впрямь прославился неуемной эрекцией, словно бы разжившись болезнью незабвенного Распутина, и теперь благоволил к молодежи с особенной теплотой.
— Не понимаю твоего упрямства,- с досадой сказала Алиса.
— Экий гордец выискался! Тебе на роду написано быть с нами — чего ж ты кочевряжишься?
На минуту женщина забыла о своей роли совратительницы и заговорила от души. Вот такой она нравилась Вадиму куда больше, к такой Алисе он и приходил — с такой даже можно было дружить.
— Мне — с вами? — удивился он.- Алисочка, окстись! Чтобы я вместе с вами тянул эту мякину? Да я смотреть на нее не могу, не то что делать!
— Во?первых, это не мякина,- возразила Алиса.- По крайней мере, не все. Во?вторых, никто не собирается навязывать тебе… — Она осеклась, сообразив, что перегибает. Неуверенно добавила:
— Но ведь попробовать можно?
— Зачем? Ты не хуже меня знаешь, что никто в Студии не захочет подставляться — даже за твои прекрасные глаза. Меня либо вышвырнут, либо попытаются причесать подо всех и по?своему будут правы, потому что за последние годы публика настолько привыкла к этой жвачке, что любое отклонение посчитает за оскорбление. Они выросли на этом, понимаешь? Целое поколение! А ведь когда?то…