Загодя концентрируясь, Вадим наконец протиснулся в первый ряд и увидел. На секунду прикрыл глаза, отстраняясь еще дальше, затем открыл.
Да, кем бы она ни была, досталось ей крепко. Нетронутой осталась лишь голова, будто нарочно, для пущего устрашения, укрепленная в развилке дерева рядом с тропинкой,- с обескровленным лицом, оцепеневшим на пике ужаса, и жуткими лохмотьями вместо шеи. От прочего и вовсе остались разрозненные члены, обглоданные или измочаленные до костей, словно в припадке бешенства. Большинство мясистых частей отсутствовало: либо с костями, либо попросту сорванные со скелета,- а на уцелевшей лодыжке отпечатался след громадной пятерни с глубоко впившимися когтями, вполне пригодными для подобной работы. И уже знакомый Вадиму.
Стиснув зубы, он окинул взглядом обрызганную кровью полянку, запоминая картину накрепко, словно фотографируя. И хватит на сегодня — пощекотал нервы, довольно кошмаром. Потом, на спокойную голову, можно будет обмозговать.
— Мало гоняют их, сволочей! — встрял еще один, совсем рядом,- Моя б воля, я бы всех, кто здоровей положенного… А чего выпендриваться, в самом деле?
— Начни с этого, если смелый,- хмыкнули за спиной Вадима, и над толпой вдруг зависло молчание — стало быть, общее внимание переключилось на него. Действительно: надо было ему соваться?
Ощутив, что вокруг стало свободней, Вадим развернулся и окинул отстраняющихся людей внимательным взглядом. Ухмылялись они пока без особой злобности. Черт знает, что бередит в темных душах такое зрелище,- возможно, желание приобщиться к насилию, оправдываясь «справедливым возмездием»? Или это сродни зависти шакала к свирепости и мощи тигра? А может, дело в слепом и безнадежном страхе, для ублажения которого необходимо расправиться хоть с кем?нибудь? Ведь следующим вполне можешь стать ты… либо кто?то из близких.
Под вопрошающим взглядом Вадима тускнели усмешки зрителей и лица ожесточались, будто бедняг заводило его спокойствие. А на взводе они могли убедить себя в чем угодно, словно та же Лариса. Конечно, вряд ли кто из них сумел прикопить бойцовских навыков, то есть вооружиться хотя бы по первому слою. Любой настоящий крутарь прошел бы через эту рыхлую массу, как нож сквозь масло, даже и с голыми руками. Ее словно выводили как раз для такой растительной дремы по тесным клетушкам и однообразного труда, почти не задействующего мозги. Однако в гуртах даже овцы бывают опасны, а тут, похоже, формировалась стихийная стая. Медлить в такой ситуации не стоило, как и отступать. Вадим повернулся и уставился на говорившего, предупреждая тяжелым взглядом, что в случае заварушки первым пострадает зачинщик.
— Ты чего вякнул, гнида? — спросил он грубым, рыкающим басом, в котором «бряцал металл».- Я не расслышал — повтори!.. Или помочь?
Все же насколько меняет людей голос! В фильмах актеры иногда заимствуют голоса у других — эффект бывает неслабый. Даже внутренне Вадим преобразился.
Даже внутренне Вадим преобразился. Не слишком напрягаясь, он уже почувствовал себя крутарем — правда, одетым и стриженным не по форме, небрежно маскированным под спеца. Как ни странно, остальные тоже это ощутили, сразу утратив к нему интерес. Овцы не воюют с волками. Одно дело — скопом навалиться на одиночку, сколь угодно здоровенного. Совсем другое — замахнуться на представителя высшей касты, за которым чудится такая сила!.. Собственно, какая?
Презрительно пожав плечами, Вадим двинулся на толпу, глядя поверх голов,- в полной уверенности, что никто не посмеет его задержать. И в самом деле: тропинка пустела перед ним даже быстрей, чем он наступал. Волк покидал стадо, не пожелав никого прирезать,- и слава всемилостивым Главам!..
Уже загружаясь в транспорт, Вадим увидел, как к месту трагедии подкатили несколько блюстительских патрулей. И перед ними крепостные расступились с той же поспешностью, похоже, признавая за овчарок. Хотя для овчарок блюстители были не слишком поворотливы. Конечно, гонять овечек куда проще, нежели защищать.
На службу Вадим все же поспел вовремя. И слава богу, потому что надсмотрщики затеяли там очередную массированную поверку и все кабэшные Управители, вплоть до последней мелкоты, с самого утра стояли на ушах. А с ними не скучали и остальные.
Вообще в подобных введениях спецов (не путать со спецзаведениями) службы надзора пользовались особым почетом. Как правило, в них подвизались те же спецы, ничем не проявившие себя на прежних местах, но тем с большей охотой поучавшие других, как надо работать и чего, собственно, ожидает от них Семья. Помимо почета надсмотрщикам перепадал усиленный паек, не говоря об удовольствии поставить на место зарвавшихся умников, бывших своих сотрудников. Справедливости ради следовало заметить, что среди надзирателей (пардон, надсмотрщиков — пока) попадались одаренные организаторы, честно пытавшиеся наладить дела. Но в большинстве туда стремились именно бездари, озлобленные и завистливые, не годные ни на что,- такие, как Оросьев. И недостатка в них не ощущалось, так что Системе было из кого выбирать.
С недавних пор среди надсмотрщиков у Вадима завелся персональный злопыхатель, чтобы не сказать мучитель. Или, еще вернее, мучительница. Эта невзрачная тощенькая девица, Руфь, острая на язык и весьма неглупая, принадлежала именно к категории фанатиков дела, отдаваясь спускаемым сверху заданиям с избыточной страстью, наверное, нигде больше не востребованной. Вадима она невзлюбила с первой встречи, накрепко занеся в разряд бездельников, от которых следовало оберегать истинных работяг,- поскольку навязываемые ему ОКРы Вадим игнорировал с тем же упорством, с которым бедняжка Руфь за ними надзирала. А может, она вообще не выносила атлетичных смазливцев, питая к ним застарелую обиду, либо подозревая в скудоумии. Или девушку раздражала вызывающая внепородистость Вадима — в то время как она бережно культивировала в себе национальные признаки, вплоть до шестиугольной звездочки на шее (что, кстати, требовало немалой смелости — по нынешним временам).