— Ну, так чего?
— В общине?то? — Вадим засмеялся.- Перекусаю всех от братиков до отцов. Думаешь, теснота сближает людей?
— Разве нет?
— Людей сплачивает отстраненность. Это скотина сбивается в стадо: чем плотней, тем комфортней,- а нам требуется дистанция. Помнишь байку про влюбленных, привязанных лицом к лицу? — Вадим покачал головой: — Может, наши Управители не так и глупы? Лучший способ разделить людей, чтобы спокойно властвовать,- расселить их по коммуналкам.
— По общинам,- поправила Алиса.
— Того пуще! Лично для меня это станет последним днем в Крепости.
— И куда ж ты денешься?
— Не пропаду,- заверил он.- «В жизни всегда есть место», и я эти места знаю.
— «В жизни всегда есть место», и я эти места знаю. На свое счастье, люблю «разбрасываться» — в отличие от Марка. Потому, видно, его и раздражают такие как мы, что нас непросто загнать в угол: всегда отыщется запасная норка!..
— Попробуй только от меня сбежать! — пригрозила женщина.- Из?под земли достану!
— Ты же первая от меня отречешься «прежде нежели трижды пропоет петух»… Засим бросаю вас,- добавил Вадим, поднимаясь.- Чао, Алисочка!
До чего ж удивительны взращенные социализмом люди! — размышлял он, спускаясь по лестнице. Ладно бы в прежние времена, когда ревнивый режим всеми силами сохранял у поднадзорных невинность,- но теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низвергнулось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов,- но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из?под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новоселов, спецов и трудяг,- и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили «золотую тысячу», разве хоть кто?нибудь возмутился? Уже поговаривают о введении титулования, от «благородия» до «сиятельства» и «светлости» включительно,- а чего, разве это намного смешней, чем обзывать всех «товарищами» или, как сейчас, «братьями» да «отцами»? Наши всеядные проглотят и такое, не поперхнутся. Непонятно только, для кого приберегаются «высочества» да «величества» — ведь без них перечень неполон?
3. Старина Тим
Вернувшись к себе, Вадим еще не успел запустить аппаратуру, как услышал в коридоре знакомые крадущиеся шаги, направляющиеся к его двери. В последнее время эти полуночные визиты сделались такой же традицией, как и его собственные посещения Алискиных хором. Как всегда, гость удостоил дверь вкрадчивым стуком, хотя лучше других знал, насколько тонок у Вадима слух. А тот, как обычно, не отказал себе в удовольствии подыграть конспиратору, с десяток секунд подержав его перед входом в сладком неведении, вынуждая опасливо озираться на каждый шорох: столь поздние хождения по уже темным коридорам, мягко говоря, не поощрялись. Затем неслышно открыл дверь и буднично, словно Верещагин из «Белого солнца», пригласил:
— Заходи.
Погрозив ему кулаком, гость прошмыгнул в сумеречную комнату, опустился в любимое кресло и тут же поджал под себя ноги в теплых носках, словно турок. Подождав, пока Вадим запрет дверь, осведомился:
— «Ну, что у нас плохого?»
— «А у нас в квартире газ»,- ответил хозяин.- Был.
— Почему?то обоим нравилось цитировать старые фильмы и книги, в том числе детские,- может, оттого, что знали друг друга аж с тех времен, задолго до Отделения. А многие ли еще помнят тогдашние подробности?
Звали гостя Тимофей Филимонович Славин, проще говоря — Тим, с Вадимом он приятельствовал с первого курса одного престижного московского ВТУЗа, а после распределения угодил с ним в один город, причем добровольно, областной центр как?никак, не какое?то захолустье. (Зацепиться за Москву тогда мало кому удавалось.) Потом их пути надолго разошлись, и за длинную жизнь у обоих накопилось всякое. Но связей друг с другом они не теряли, а в последние месяцы их странная дружба обрела второе дыхание — как будто после многих крушений Тиму потребовалась надежная гавань, где он смог бы заделать пробоины, не опасаясь получить новые.
— Гля, чем разжился! — похвалился гость, выкладывая на стол банку с консервированными в собственном соку ананасовыми кольцами (любимой закусью морячков, с которыми одно время соседствовал Вадим,- даже в советское время это было дефицитом).- А? Уметь надо!
— И это все, что ты умеешь?
Больше всего Тим смахивал на обезьяну — жилистый, ловкий, напористый и любопытный, с подвижным морщинистым лицом и покатым лбом, облагороженным глубокими залысинами, с тощими волосатыми конечностями и круглым пузиком. Однако женщинам нравился до изумления. И сам любил их не меньше — как многое в этой грешной жизни. Сколько Вадим помнил, Тим всегда был игроком и авантюристом, постоянно вязнул в сложных интригах с женщинами или начальством, был подвержен порокам и поддавался самым разным искушениям, однако каяться неизменно приходил к Вадиму, будто избрал его своим исповедником. (Нашел, называется, святошу!) Правда, делился Тим не только сокровенным — а знал он немало, всего и обо всем, легко общаясь со многими, аккумулируя сведения точно губка.