Какой?то миг он лежал, ошеломленный этим открытием. Рот его был открыт, но мышцы не двигались, и воздух не поступал ему в легкие. Доминик поднял руку и слегка надавил себе на грудь. Это ничего не дало. Он перевел руку и попытался нажать ниже. Опять ничего…
Секунды текли, а он лежал на кровати, словно выброшенная на берег форель, не способный вздохнуть, — все его попытки «запустить» легкие ничего не давали… Внезапно перед глазами появились круги — Доминик понял, что в крови заканчивается кислород. Он принялся энергичнее давить рукой в грудь, чувствуя, что начинается паника, однако мышцы словно застыли. С каждым мгновением круги становились темней, в ушах зазвенело, и Доминик с отчаянием понял, что сейчас он умрет. Он принялся извиваться всем телом, движения его руки стали жесткими, превратившись из толчков в сухие удары: он все бил себя в грудь, словно пытаясь запустить испорченный механизм, не обращая внимания на боль в ребрах и то, что он почти уже ничего не видит…
Он остановился только тогда, когда сквозь черную пелену разглядел потолок и услышал хрипы в собственном горле. Грудь его поднималась, но не равномерно, а большими рывками, словно замерзший на холоде двигатель, которому для того, чтобы прогреться, требуется время, однако легкие его уже работали и кислород поступал, в кровь. Через короткое время исчез шум в ушах, а за ним — и круги перед глазами.
Какое?то время Доминик лежал, хватая ртом воздух, — только теперь, когда все закончилось, настало время подумать, и он с поразительной ясностью осознал, что едва не погиб по собственной глупости: ведь то, что произошло минуту назад, не произойти не могло. Наверное, пролежал он под этим насосом не меньше полсуток. За это время мышцы груди привыкли к тому, что воздух в легкие поступает извне — они не разучились работать, но словно труженики, долго работавшие без перерыва, решили отдохнуть, пока за них работает кто?то другой, — поэтому?то, когда насос перестал качать кислород, они не смогли «включиться» в первый же миг, и это едва не стоило ему жизни.
Еще с минуту он лежал на кровати, чувствуя, как восстанавливается дыхание. В первое мгновение, после того как он смог дышать сам, ему показалось, что в воздухе палаты висит странный запах: это не был запах лекарств — скорее, обычного воздуха, — но после сладкого привкуса кислорода он показался ему горьковатым.
Наконец его дыхание полностью выровнялось, и Доминик решил, что в состоянии крикнуть сиделку. Набрав в легкие воздух, он вытолкнул его через горло, но его постигла новая неудача: голосовые связки, не пришедшие в норму, смогли произвести только беспомощный хрип. Доминик ощутил выступивший на висках пот и про себя чертыхнулся — он понял, что в ближайший час заговорить не удастся.
Пару минут он лежал неподвижно, чувствуя, что после попытки «запустить» легкие тело потеряло слишком много энергии, а сердце стучит в бешеном темпе, наконец, опять попробовал двинуть правой рукой. Сдвинуть с места он ее не сумел, однако почувствовал, как шевельнулись кончики пальцев, — это было хорошим знаком: как он и подумал в начале, онемение было вызвано наркозом. Самое большее через пару часов он сможет сжимать пальцы в кулак, решил Доминик и не раздумывая сорвал простыню с груди.
В следующий же миг он увидел свое тело: до пояса оно было обнажено, ноги — облачены в больничные брюки. Правую сторону груди закрывала «заплата», прикрепленная пластырем к телу, частью она захватывала плечо. Видимо, для надежности «заплата» была перевязана: два бинта уходили под мышки, третий поднимался к ключице. Наверное, такая же «заплата» была сделана на спине, решил Доминик, двинув телом и ощутив над лопаткой комок.
Стараясь действовать осторожно, он согнул йоги в коленях и передвинул их вправо. Ноги слушались хорошо, хотя небольшая слабость в них еще оставалась. Доминик взялся левой рукой за кровать и на мгновение замер- от того, удастся ли ему сесть, будут зависеть и его дальнейшие действия… Резко свесив ноги на пол, он сел, одновременно помогая себе левой рукой, — громоздкое туловище, словно нецентрированный манекен, качнулось вперед, а потом также резко — назад. На мгновение Доминик покачнулся, но в последний миг успел выставить руку и пришел в равновесие.
Какое?то время он сидел, слушая гулкие удары в груди. Расположенное перед ним окно расплывалось, словно он смотрел на него через хрустальный бокал, а окружающая стена мелко подрагивала. Слишком он слаб, подумал вдруг Доминик, слишком слаб для того, чтобы самостоятельно вставать и ходить. Но если он не встанет, то рискует пролежать здесь много часов и кто знает, чем все это закончится?.. Он снова прислушался к комнате: ни малейшего звука не доносилось из?за стены коридора и уличных окон. Прошло как минимум двадцать минут, как сознание вернулось к нему, но за все это время в палату никто не входил.
Через минуту окно перестало двоиться, и Доминик перевел взгляд на тянущиеся к его телу трубки: одна из них — та, что потолще, — входила в плечо, другая оканчивалась иглой под локтем. Не долго раздумывая, Доминик взялся за конец толстой трубки и вырвал ее из бинта — плечо слегка вздрогнуло, но боли он не почувствовал. Разжав пальцы, Доминик выпустил трубку, и она скользнула вниз, оставляя на полу красные капли. Доминик перевел взгляд на локоть, однако, прежде чем выдергивать из него трубку, поднял простыню и оторвал от нее зубами две полосы. Устроив их на коленях, взялся за трубку и осторожно вытащил иглу из руки — в том месте, куда входила игла, появилось красное пятнышко, принявшееся стремительно расползаться. Доминик положил на него одну из полос, накрыл сверху второй и попытался перевязать. Несколько секунд у него ничего не получалось — ткань выпадала из пальцев, к тому же было трудно действовать левой рукой, однако через какое?то время ему удалось перехватить концы ленты и кое?как их связать. Доминик перевел дух и, опустив руку, какое?то время сидел.
Доминик положил на него одну из полос, накрыл сверху второй и попытался перевязать. Несколько секунд у него ничего не получалось — ткань выпадала из пальцев, к тому же было трудно действовать левой рукой, однако через какое?то время ему удалось перехватить концы ленты и кое?как их связать. Доминик перевел дух и, опустив руку, какое?то время сидел.
Теперь он был полностью свободен и мог действовать дальше. Он знал, что ему нужно сделать в первую очередь — добраться до двери и попытаться открыть ее. Только после того, как он выяснит, где оказался, и почему вокруг висит эта странная тишина, он сможет решить, что предпринять дальше. Однако один вопрос тревожил его: сможет ли он это сделать?