— Так ныряй в облако!
Петренко заложил крутой вираж. Для того, чтобы развернуть машину, ему пришлось потратить порядком времени. И вертолет оказался прямо над лагерем вероятного противника. Монголы и какие-то личности европеоидного типа, сновавшие вокруг техники, засуетились. Один из солдат — скорее всего, часовой — прямо с башни танка ударил по вертолету из «Калашникова». Хорошо, что не догадался использовать крупнокалиберный пулемет, а «Калашников» китайского производства после нескольких выстрелов заклинило.
— Сволочь! — стиснув зубы, шептал пилот. — Вот сволочь!
Николаю почему-то пришло в голову, что нужно отстреливаться. Ведь на них нападали, а оружие было только у него. Поэтому он достал своего «Макарова» и выставил его в окно. Впрочем, стрелять по молоденькому монгольскому солдату Николай не хотел. И выпустил несколько пуль в открытый джип, понимая, что танковой броне и граната не страшна.
— Что ты делаешь? — взмолился Шведов, порываясь оттащить Николая от окна.
И действительно, заметив, что противник ведет ответный огонь, монголы засуетились еще сильнее. Кто-то уже выбегал из юрты, неся на плече устройство, напоминавшее армейский противотанковый гранатомет…
Но вертолет наконец развернулся и скрылся в тумане. Стрелять теперь можно было только на звук — занятие малоперспективное. Если у монголов и их друзей не было самонаводящихся зенитных комплексов.
— Ходу, ходу! — закричал Шведов. — Пес с ними, с Наушками! Летим хоть куда-нибудь!
— Далеко не улетим, — мрачно заявил пилот. — Бензобак пробит. Повезло, что керосин не загорелся. Нужно садиться, а то упадем.
То ли солнце стало прогревать воздух, то ли вертолет изменил курс и вошел в зону меньшей влажности, но туман поредел. Двигатель работал исправно, однако стрелка указателя топлива падала. В салоне сильно пахло керосином.
— Одна дырка в баке или две, — предположил Петренко. — Надо же было ему, гаду, попасть!
— Хорошо, в нас не попал, — нервно заметил Шведов.
Пилот бросил на него косой взгляд, красноречиво говоривший, что такой вариант устроил бы его больше, чем пробитый бензобак.
— А вот и юрта! — обрадовался Петренко, высмотрев впереди большое белесое пятно. — Возле нее мы и сядем!
— По-моему, это не слишком разумно, — подал голос Давыдов. — Лучше бы сесть в степи и попытаться незаметно перейти границу. И, может, нас обнаружат спасатели…
— Поворачивай от юрты! — закричал на пилота Шведов.
— Ну нет, — упрямо сжал зубы молодой человек. — Мне вертолет терять никак нельзя. Бак залатаем, монгола за керосином пошлем. И тогда улетим.
— Какой вертолет?! — возмутился Шведов. — Гори он огнем! Самим бы не попасться!
Но пилот уже не слушал своего начальника.
— Захотите — уйдете в степь, — предложил он. — Я скажу, что был один. Так даже лучше — вас и искать не станут. Но вертолет я не брошу.
— По рации вызвать подмогу никак нельзя? — спросил Давыдов.
— По рации вызвать подмогу никак нельзя? — спросил Давыдов.
— А не работает рация, — признался вдруг пилот. — Просто наглухо сломана. Не положено, конечно, так летать, но начальство заставляет. Вертолетов мало.
— И телефоны мобильные здесь, наверное, сеть не берут… — предположил Николай.
— Еще бы. Дикая степь, — подтвердил Борис. — Разве что спутниковые аппараты. Да и то я не уверен. А ближайшая ретрансляторная сотовая станция — в Гусиноозерске.
— Монголы нам помогут. Если заплатить. — заявил Петренко. — Им все по барабану. И политика, и война. Пока их не трогаешь, и они не трогают. Спокойный народ.
— Что-то разумное в том, чтобы обратиться к местным, есть, — согласился с пилотом Шведов.
Впрочем, может быть, он сделал это, чтобы не терять лицо. Все равно его команды не выполнялись. А скрываться в степи и в перелесках — занятие не для правительственного чиновника, а для солдата-спецназовца. В конце концов, они ведь не делали ничего противозаконного. Просто заблудились! Только Давыдов зачем-то открыл пальбу…
Вертолет неуклюже опустился на землю метрах в тридцати от юрты. Оттуда, привлеченные шумом винтов, уже высыпали дети. Да и взрослые на стоянке тоже имелись. Их силуэты маячили в тумане. За первой юртой угадывались очертания других юрт — по меньшей мере двух.
Всхрапывали животные, потревоженные шумом вертолета. Слышался железный лязг. Пахло горьким дымом.
Шведов спрыгнул на зеленую траву и широко улыбнулся детям:
— Чичики! Сайн байн у!
Дети хмуро, исподлобья смотрели на человека в темном костюме при галстуке и в остроносых лакированных туфлях.
— Здравствуйте, — сказал зачем-то и Давыдов, хотя было ясно, что особого дружелюбия дети не проявляют, а русского языка, скорее всего, не знают. И шепнул Шведову: — Ты что сказал?
— То же, что и ты.
— «Чичики» — это «здравствуйте»?
— «Чичики» — это дети. Здравствуйте — «сайн байн у».
Из-за юрты вышел пожилой монгол, и дети защебетали, запищали. Давыдов различил особенно часто повторяемые слова «канпан» и «дарга». Взрослый гортанно выкрикнул что-то, и дети смолкли, а один из них громко заявил: —
— Гуру канпан. Хоер канпан-дарга.
— Это они о чем? — шепотом спросил Давыдов. Шведов, как знаток монгольского, сообщил: