— А с рыболовством у вас как? — осведомился чиновник.
— Тебя что, переклинило на рыболовстве? — Николай незаметно ткнул чиновника в бок. — До этого ли сейчас?
— Рыбу не ловим, — весомо ответил Хао Тсурен. — Хватает мяса и муки. Вы не голодны?
— Спасибо, — поблагодарил Давыдов. — Пока нет.
— Потом могут и не предложить, — тихо заметил Шведов.
— Тебе и сейчас не предлагают — только интересуются, — усмехнулся Николай.
Хао Тсурен прикрыл глаза, словно бы задремал.
— Ты иностранными языками не владеешь? — тихо спросил Давыдов рыболова.
— Ну, по-английски говорю.
Даже неплохо В спецшколе учился.
— По-английски — не пойдет, — покачал головой Николай. — К тому же их в военном училище тоже могли английскому обучать. Даже очень вероятно…
— По-монгольски несколько слов знаю…
— Понял уже, — хмыкнул Давыдов. — Только я не о том. На ридной мове размовляешь?
— В каком смысле? — удивленно поднял брови Шведов.
— На языке Петренко.
— А какой у него язык?
— Ну на украинском, — начал раздражаться Николай. — Он же нам только что о национальности своей сказывал!
— Да, понимаю, кажется… Оно ведь похоже…
— Це нам — сходно, а властник наш, мабуть, ни зрозумиет. (Это для нас похоже, а наш хозяин, может быть, и не поймет.)
Давыдов лихорадочно припоминал слова языка братского славянского народа. Давалось это ему с трудом, хотя и в краю, где он вырос, некоторые старые люди говорили «по-хохлачьи», на смеси русского и украинского языка с жаргонизмами. С языком Тараса Шевченко «украинский» Давыдова имел мало общего. Но для выбранных им целей весьма годился.
— Так что? — поинтересовался Шведов.
— Так слухай сюда, дядько. Сашко зробит литак, та треба утикать… (Так слушай, дядя. Саша сделает вертолет, и нужно убегать.)
— Литак? — переспросил Щведов.
— Ну, винтокрыл.
— А
— Видпустят вони нас чи ни? От в чем пытання… Або в будинке зачинят? (Отпустят они нас или нет? Вот в чем вопрос. Или закроют в доме.)
— Починят? — опять не понял Шведов.
— Зачикай. Слухай. Треба робить нашу справу, — гнул свое Давыдов, — Вантажить литак, та и ходу, Збрую у чоловикив бачив? (Подожди. Слушай. Нужно делать наше дело. Грузить вертолет и убегать. Оружие у мужчин видел?)
— Бачив, — неожиданно понял Борис. Видно, память предков, проживавших во множестве на плодородных землях Украины, наконец прорезалась. Или рыболов просто начал приспосабливаться к диалекту Давыдова.
— И що робить почнем? (И что будем делать?)
Шведов пожал плечами.
— Так смекай, друже, смекай. Сашко казав, що справа на годину-другу… (Так соображай, дружок. Саша говорил, что дело на час-другой.)
— На год? — озадаченно переспросил Шведов.
— Миг, хвелина, година, день, — выстроил логический ряд математик.
— А… Скоро…
— Швидко.
— Треба ли нам с головным властником размовлять або зараз потакаем? (Нужно ли нам с главным хозяином разговаривать или сразу убежим?)
— Как придется, — вздохнул Шведов.
Он, похоже, не против был сдаться властям. Да что ему — обменяют на какого-нибудь монгольского нарушителя. В худшем случае будут содержать как военнопленного, без нарушений Женевской конвенции. Заправляли ведь здесь американцы…
А Давыдов был носителем секретов, секреты эти нужно было выжать, а потом носителя уничтожить… И Николай тоже хорошо это понимал.
— Звали меня? — приоткрыл один глаз Хао Тсурен. — Не пойму я вас что-то…
— Так мы ж хохлы, — нагло заявил Шведов. — По-москальски тики трохи розумием…
Сколько ни думали гости-пленники, а ничего хорошего в голову не приходило. Открыть пальбу? Перевес был не на их стороне. Да и стрелять в людей, не сделавших им пока ничего плохого, даже не разоруживших, Давыдов решительно не желал.
Раздражала необходимость ждать. Что толку встречаться с шаманом? Можно подумать, он разбирается в политике и международных отношениях…
Не прошло и часа, как в юрту вбежал молодой монгол и что-то сообщил Хао Тсурену — на своем языке, разумеется.
— Шаман камлать закончил, — сообщил пожилой монгол. — Знает уже, что вы прибыли. Духи ему сказали. Тебя особенно видеть желает.
Хао Тсурен ткнул грязным крючковатым ногтем в Давыдова.
— Что ж, мы готовы, — заявил Николай.
— Явна, — сказал монгол. — Пойдем то есть.
Выйдя из юрты, Николай и Борис обнаружили, что вокруг собралась, наверное, большая часть кочевья. Припекало солнце, но монголов оно не смущало. Никто не стремился спрятаться в тень юрты.
— Ух! — громко выдохнул в адрес соплеменников Хао Тсурен. И добавил что-то по-монгольски, требуя, чтобы все разошлись.
— Работать не хотят, — пожаловался он гостям. — Смотрят. Лишь бы было на что смотреть.
— Дней в году много, куда спешить, — отозвался Шведов.
— Сайн! Верно говоришь! — рассмеялся монгол.
— «Сайн» — значит «хорошо», — перевел товарищу Шведов.
У юрты шамана стоял только один охранник с ружьем. Войдя внутрь, Давыдов увидел и остальных. Теперь уже два автоматчика в камуфляже и трое в халатах-дэлах с длинными ружьями.
Шаман восседал на возвышении — может быть, на стопке войлоков. Одет он был в красно-синие одежды, на груди — небольшая декоративная маска, изображающая онгона — трехглазого духа с большими клыками и высунутым языком, голова которого была украшена человеческими черепами.