— Как же я могу забыть? Не получится…
— Отодвинь на второй план. Сейчас я коротко расскажу о тебе. Это важнее. И о себе ведь всегда интересно слушать? Вопросы задавай только в крайнем случае.
— Ну давай, — кивнул Николай.
— Ты руководишь одной из ведущих лабораторий института, входящего в пятерку самых сильных научных учреждений страны. Знаменитого ИТЭФа. Профессионально занимаешься математикой. Доктор физико-математических наук.
— Доктор? — забыв об обещании молчать, переспросил Давыдов. — В двадцать восемь лет? Или мне здесь больше?
— Столько же. День в день. Ты сделал успешную научную карьеру. Много работал, и, главное, твои теории были востребованы. Не сбивай меня, я и сам собьюсь.
— Хорошо-хорошо, — рассмеялся Николай.
— Кроме того, ты депутат Думского Собрания Евразийского Союза. Политикой не очень-то увлекаешься — скорее, занимаешься по необходимости. В сессиях Думского Собрания участвуешь регулярно — лоббируешь интересы науки. Выбрали тебя от нашего региона, потому что ты — молодой, перспективный ученый с высоким рейтингом, а наш институт сейчас известен на всю страну. И за это тебя кое-кто недолюбливает…
— А вот Евразийский Союз — это, простите, что? — почувствовав некую торжественность момента, вновь перешел на «вы» Николай.
Семен вытер лоб платочком и тяжело вздохнул.
— Не могли найти зеркального мира поближе, — пробормотал он будто бы про себя, но Давыдов услышал. — Евразийский Союз — государство, в которое преобразовался Советский Союз. Говоря проще, Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия, Казахстан, Закавказские республики и часть Среднеазиатских. Другие Среднеазиатские — на правах протектората. Собственно, только Прибалтика от нас отошла. А мы сильно и не горюем. Право транзита через прибалтийские территории есть у любого гражданина и негражданина, Калининград не в обиде. Живем как добрые соседи. Да и как иначе? Задвижка-то на трубе нефтяной и газовой у нас. Было дело, пытались националисты права качать, даже русских, что там живут, ущемлять начали.
Живем как добрые соседи. Да и как иначе? Задвижка-то на трубе нефтяной и газовой у нас. Было дело, пытались националисты права качать, даже русских, что там живут, ущемлять начали. Но это не больше года продолжалось. Так хвост всем националистам придавили, что некоторые даже в Союз просились. Ну да мы их обратно не приняли. Плохой пример. Нечего туда-обратно бегать.
— Понятно, — кивнул Давыдов.
— Что такое Думское Собрание, объяснять?
— Парламент?
— Не совсем. Земское Собрание, съезд депутатов — что-то вроде этого. А парламент выбирается из членов Думского Собрания и работает на постоянной основе.
— И сколько же депутатов в Собрании? — спросил Николай, хотя по большому счету его интересовали гораздо более насущные вопросы. Да и в то, что говорил психолог, он не очень верил — слишком странно для него это звучало.
— Три с половиной тысячи, если не ошибаюсь. Какая разница?
— Да так… Любопытно…
Действительно — будь их там пятьсот человек или пять тысяч — что бы изменилось? Николаю, однако, не терпелось сразу определиться со своим статусом. Одно дело — один из пятисот, другое — один из пяти тысяч. И врал Семен или нет — разницы нет. Может быть, поймав психолога на противоречии, Давыдов хотел убедиться в том, что все произошедшее с ним ему только чудится. Кто-то в бреду воображает себя Наполеоном или вице-королем Индии, а кто-то депутатом гипотетического Думского Собрания несуществующего Евразийского Союза.
— Вопрос не в том, — покачал головой Семен. — Вопрос в том, что тебя нужно выдать за настоящего Давыдова…
— Нужно ли? — с тоской спросил Николай. — И что, выходит, я — ненастоящий?
— Ты — настоящий, но права прежнего Давыдова потеряешь, если правда выйдет наружу. А это значит, что наш проект провалится. Люди, которыми ты дорожишь, окажутся на улице. Любимое дело будет уничтожено. Ты этого хочешь?
Давыдов не хотел. Он вообще плохо принимал реальность происходящего. И не видел смысла спорить с порождениями своего сознания.
— Так что, ты согласен с нами работать?
— Никогда не был нонконформистом, — кисло улыбнулся Николай. — К тому же, похоже, вы не даете мне выбора. (Конформист — соглашатель. Соответственно, нонконформист — человек, с которым весьма сложно найти общий язык по любому вопросу.)
— Напротив. Мы даем тебе выбор. Между прозябанием в прежнем мире и блестящими перспективами здесь. Между серой жизнью и возможностью влиять на события. Доказать, что ты — это не ты, невозможно. С Давыдовым у тебя полностью сходны отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаза, форма уха. Биотоки мозга, в конце концов. Все, что угодно! Даже показания свидетелей ничего не дадут. Ты согласен заменить собой нашего погибшего товарища? И продолжить его дело? Твое дело, если на то пошло?
— Пожалуй, — равнодушно кивнул Давыдов, беря из вазочки третье пирожное.
— Тогда будем готовиться к встрече с общественностью. Но для начала нужно познакомиться с нынешними коллегами. Думаю, большая часть из них тебе незнакома.
— Большая часть? — удивился Давыдов. — Да как я могу знать здесь хоть кого-то?
— Так же, как мы знаем тебя. Ты учился с этими людьми, жил с ними в одном дворе, вместе ходил на работу… Гонял соседских мальчишек-хулиганов, встречался с девушками, переводил старушек через улицу… Этот мир похож на твой.
Ты учился с этими людьми, жил с ними в одном дворе, вместе ходил на работу… Гонял соседских мальчишек-хулиганов, встречался с девушками, переводил старушек через улицу… Этот мир похож на твой. Но имей в виду — люди, внешние копии тех, которых ты знал, могут оказаться другими. Совсем другими.
— Я буду это учитывать, — кивнул Николай.