— В том и проблема, — ответил Кошкин. — Информации для ее решения и добивались от тебя тихоокеанцы. Мы не знаем, как переместить в другую глобулу материальный объект. Или взять объект из другой глобулы. Мы можем лишь создать проекцию — неполноценную и уязвимую ипсилон-оболочку, управляемую из нашей глобулы. Даже обычное ружье бесполезно. Потому что наш порох здесь не горит. Пороха как такового нет. Есть его проекция. А она не имеет тех же свойств, что и оригинал. Поэтому доступны только прямые механические воздействия.
— Но твое оружие стреляет, — заметил Николай.
— Пружинный дисковый арбалет, — пояснил Иван. — Механическая конструкция.
— Поэтому все вы ходите с мечами? — уточнил Давыдов.
— Поэтому.
— Стало быть, здесь против вас мы все же сильнее… У нас более мощное оружие, — утешился Николай.
— Несомненно. На стороне проекций — только внезапность появления и возможность действовать, используя тактику камикадзе. Но ипсилон-обол очки очень уязвимы.
— Зачем им такая униформа? — поинтересовался Давыдов, имея в виду захвативших его в плен глобулистов. — Мечи — ясно. А кимоно? Госпожа Игами говорила, что так сейчас одеваются все у них в Москве — последняя мода.
— Нет, — улыбнулся Кошкин. — Такая мода, а точнее, форма — у тихоокеанцев. В своем посольстве они ходят именно в кимоно. Зачем им переодеваться? А балахон, как у Бритого и у меня… Такие балахоны — маскировка различных устройств, закрепленных на теле, попытка стать незаметным в толпе.
— Все эти коробочки, ящички?
Кошкин погладил одну из коробочек на руке.
— Да. Мы пока не можем сделать аппаратуру такой же портативной, как тихоокеанцы. У них она плоская, и ее можно принять за мышцы. У меня, как видишь, костюм не такой изящный, как у них. Но все равно мы их победили.
— Сложно это все, — вздохнул Николай. — Почему бы вам не разгромить их на своей территории? Зачем гонять по глобулам?
— В Москве они действуют с территории посольства, — объяснил Иван. — Посольство — территория Тихоокеанской империи. Разгромить там установку для генерации и передачи ипсилон-оболочек мы не можем. Но смонтировали неподалеку свою, которая поддерживает сейчас мою проекцию. В вашей глобуле мы, несомненно, можем воевать. Мы словно бы и не воюем — кто это видит? Кто ощущает? А любые враждебные действия в пределах нашего мира приведут к ядерной войне. Мы не хотим ее развязывать. Тихоокеанцы — тоже. Надеются уничтожить нас с помощью технологий других глобул.
— Ладно, спасибо тебе, — кивнул Николай. — Буду выбираться. Дом этот мы с землей сровняем и стражу выставим. Если, конечно, мне поверят. А поверить должны.
— Стража — это хорошо. Только они аппаратуру перенастроить могут. И обязательно перенастроят. Так что действие это бессмысленное. Другое дело — полицию сюда прислать.
И обязательно перенастроят. Так что действие это бессмысленное. Другое дело — полицию сюда прислать. Тихоокеанцы ведь наверняка перебили хозяев особняка. Может быть, устранили и еще кого-то. На это они мастера. Трупы закопали в подвале. Методы у них обычные…
Давыдов вспомнил запах, чувствовавшийся в его камере, и его передернуло.
— Куда вообще можно послать проекцию? — спросил он. — И в Кремль? И на атомную станцию?
— В Кремль — только своим ходом, — улыбнулся Кошкин. — Как я добрался сюда. Если в нашей глобуле рядом будет передающая станция. При относительной свободе настройки существуют ограничения. Но не обязательно посылать оболочку в место зеркального отражения. Можно и за несколько сотен метров. Проекции перемещаются и, хотя и привязаны к энергетическому каналу, обладают свободой на территории в несколько квадратных километров. Но дальше они выйти не смогут. Не хватит энергии для подпитки. Проекция — на то она и проекция, чтобы зависеть от оригинала и быть с ним связанной. Именно поэтому так важна тайна, которую глобулисты хотели вырвать у тебя.
— Учтем, — заявил Николай. — Если тебе чем помочь смогу — обращайся. Только секретных сведений не дам. Мало ли что…
— Я и не прошу, — вскинул голову Кошкин. — Академия его императорского величества в состоянии справиться с поставленными временем задачами.
— Вот и отлично, — улыбнулся Давыдов. — Последний вопрос — если не секрет, конечно. Поддерживать ипсилон-проекцию дорого?
— Для недельного функционирования проекции необходима энергия, сопоставимая с энергией атомного взрыва средней мощности. Поэтому удовольствие дорогое.
— Почему же ты тогда не возвращаешься? Медлишь?
— Поспешишь — больше потеряешь, — ответил Иван. — Помогая тебе, я помогаю своей Родине. От тебя многое зависит. Ты должен больше знать, чем говоришь. И все вместе мы постоим за отечество! Выбирайся, Николай. Может, и не свидимся больше.
— Прощай, друг, — поклонился своему спасителю Давыдов. Поклонился без всякого юродства, искренне. Хотелось.
— Помни дворянского сына Кошкина, русского разведчика! — воскликнул Иван.
— Буду помнить, — пообещал Давыдов. — Здесь, в этом мире, твоего двойника нет?
— Нет, — покачал головой Иван. — Вся семья Кошкиных уничтожена в гражданскую войну. Я проверял.
Николай вздохнул, задумавшись над тем, сколько приобрела бы Россия, если бы не было братоубийственной войны. И пожалел, что не может сказать о себе так гордо и коротко, как дворянский сын Иван Кошкин. Ни сословия своего, ни занимаемого в обществе места он точно не назвал бы. Но все же надеялся, что это не помешает ему быть честным и уважаемым человеком, хорошим ученым.