— И что же меня выдало?
— Наш Давыдов в последнее время распустился. Бежать так, как ты, не смог бы. Винтовку и не подумал бы приберечь-сохранить, когда я скомандовал оружие бросить. Да и вообще, барином он в последнее время показывал себя. Ты — другой. На прежнего Николая похож, молодого, неиспорченного. К тому же о проекте по перемещению я кое-что слышал. Не два дня назад его раскручивать начали. Вот и смекнул, что к чему. Да и когда я сказал, что перевоспитывать тебя собирался, ты и бровью не повел. Нашего Давыдова это оскорбило бы…
— Глупости какие!
— Ну, глупости не глупости, а так и есть. Зазнался он!
— И что же теперь? Как дальше жить будем?
— Да как и прежде. Ты — Давыдов, я — Бурдинов. Были мы друзьями, друзьями и останемся. Хоть ты из этого мира, хоть из другого.
— Рад, — улыбнулся Давыдов.
— И я рад, — улыбнулся в ответ Бурдинов. — Пойдем к ребятам. Нужно выбираться отсюда.
— Подожди. Я Шведова и Петренко позову.
Оглашать лес хриплыми, придушенными возгласами Давыдову пришлось недолго. Затрещали сучья, заколыхались ветки, и на полянку вывалились двое. Похоже было, руководство в чрезвычайной ситуации перешло к пилоту Петренко. Чиновник Шведов брел понуро, нехотя.
Бурдинов недолго думая взял появившихся товарищей Давыдова на прицел своего «Калашникова».
— Они? — уточнил он у Николая.
— Вроде бы, — ответил тот.
— Кто это, господин Давыдов? — Петренко указал на Бурдинова. При виде оружия, похоже, он вспомнил о субординации.
— Мой хороший друг. Руководитель разведгруппы, посланной нам на помощь.
— Что-то рано они нас нашли, — недоверчиво протянул Петренко.
— Да ладно, Саша! — успокоил его Давыдов. — С полковником еще трое ребят. И мне они от тихоокеанцев уйти помогли. Теперь не пропадем.
— Каких еще тихоокеанцев? — не понял Шведов.
— Замяли, — оборвал разговор полковник. — После узнаете, если нужно будет. Выдвигаемся к нашим.
— А что выдвигаться? — раздался из кустов голос Трушечкина. — Мы этих слонов в джунглях вычислили еще за сто метров. Сейчас на прицеле держим.
— Каких слонов? — обиделся Шведов.
— Шумных, — ответил лейтенант. — Сразу видно — гражданские.
— Ты ВВС не трогай, — хмуро пробурчат Петренко. — Что бы вы без нас делали? А по лесу тихо ходить нам не положено. Не тому нас учили.
Из-за кустов показался Шелобко.
— Товарищ полковник, вот этот мне подозрителен, — ткнул он пальцем в пилота.
— Почему?
— Пеленгатор на него реагирует. Маячок есть. Петренко нахмурился еще больше.
Маячок есть. Петренко нахмурился еще больше.
— Сам покажешь, где маяк, или искать придется? — спросил пилота Бурдинов.
Петренко удивленно поднял брови:
— Да вы что? Какие маяки? Я что, враг себе? Меня только что чуть не пришили вместе со всеми! И вертолет сбить хотели!
— Ну не пришили же, — возразил Трушечкин, — И не сбили… Колись, вражий агент!
— Не виноват я, — совсем сник Петренко. — Поверьте, господин Давыдов, не виноват!
— А «жучок», или маячок, или что там еще есть у тебя?
— Нет.
Бурдинов властно взмахнул рукой:
— Отставить! Вы как из деревни вчера, с посиделок, остыть не успели! Только бы языком балаболить! А ты, мил человек, приляг на травку, лицом вниз. Наш специалист тебя и проверит.
Бурдинов сделал в сторону Петренко недвусмысленное движение автоматом, и пилот поспешил лечь на траву. Руки он положил на голову.
— Руки в сторону раскинь, — потребовал Шелобко, доставая из кармана небольшой сканер.
Минуты две Шелобко возился со сканером, работая преимущественно в области головы подозреваемого.
— Есть маячок, — сообщил он. — Радиоуправляемый. Большой мощности. В левом ухе.
Петренко заерзал по траве и начал всхлипывать:
— Не знаю я, откуда он там! Ни в чем я не виноват!
— Может быть, может быть, — раздумчиво протянул Бурдинов. — С одной стороны, такой передатчик с огромной вероятностью через два года рак мозга гарантирует. Не ставят «маяки» в голове у своих людей. Обычно их или с собой носят, или на худой конец в запястье вживляют. Чтобы экранировать излучение можно было, чтобы найти труднее было. А ты свой не очень и прятал. Но опять же без твоего ведома как тебе в голову залезть? Вспоминай, когда его поставить могли.
Петренко лязгнул зубами. Давыдов наблюдал это уже не в первый раз за сегодняшний день. Может, и правда мощный источник радиоизлучения рядом с мозгом не делал психику пилота устойчивее?
— Не знаю! Операций на голове мне не проводили! Во сне разве что?
— Крепко нужно спать, чтобы в голову тебе что-то засунули! — заявил Шелобко.
— Вспомнил! — завопил вдруг Петренко, приподнимая голову от земли. — Четыре месяца назад! Зимой! К брату во Владивосток летал. Со сменщиком. Туда — я, обратно — он. То есть я свою работу выполнил, можно было расслабиться. Вот мы с братом и отметили встречу! В ресторан пошли, потом еще куда-то… Очнулся днем, и не в вытрезвителе, а на какой-то скамейке. Не замерз совсем, хоть зима была. Только ухо болело. Как раз левое! Я подумал — простудился. Или ударил кто-то! А брат в три ночи домой пришел. Тоже пьяный, но в сознании. Не помнил, где меня потерял. Они с женой решили, что я по девкам пошел. Жена еще братана хвалила, что он не повелся. А мне потом мозги пилила до вечера, пока мы обратно в Гусиноозерск не улетели. Еле упросил ее моей жене ничего не говорить… Хотя и говорить-то было нечего. Только что дома не ночевал!