— Богачам, которые в Барселоне, куда мы с тобой то ли ездили, то ли нет, виллы покупают. А обычные люди и на Кавказе отдохнуть не могут…
— Прямо-таки и не могут?
— Ну, почти что так…
Из рюкзака Бурдинова послышался словно бы комариный писк.
Бурдинов вынул маленькое переговорное устройство и тихо сказал:
— Слушаю.
В ответ из динамика донеслось едва слышное шипение. Бурдинов подкрутил какую-то ручку и попросил:
— Повторите.
— Это Трушечкин. Тут в кочевье приехал Лосол-дарга.
— Мы не слепые, — ответил Бурдинов. — Откуда вы знаете, что это Лосол-дарга?
— Так народ его встречает. Радуются, по имени кличут. Громко.
Действительно, вокруг машины суетились монголы.
— Вы близко подобрались?
— Да, считай, чуть не под колесами его «субару» лежим. Слева от первой юрты. До вертолета — метров пятьдесят.
Бурдинов достал небольшой электронный бинокль, вгляделся в даль, заметил:
— Вижу твой берет. И подошвы ботинок.
— Обижаете. Ботинки — Краснова. Он их начищать любит.
— Ладно, ничего не предпринимайте. Все утихнет — отползите еще метров на пятьдесят. Когда мы пойдем, будете нас прикрывать.
— Ясное дело, — отозвался Трушечкин. — Только мы уж останемся, где залегли. Нечего демаскироваться.
Бурдинов спрятал переговорное устройство обратно в рюкзак..
— Нас не запеленгуют? — опасливо покосился на рюкзак Давыдов.
— Разве только из кочевья. Мы пользуемся маломощными станциями. Уверенная дистанция приема — километр. Ну, за два, за три можно услышать. Дальше сигнал теряется.
Монголы между тем принялись выгружать из машины дарги подарки. Мешки, предположительно с сахаром и мукой, ящики со стеклянными бутылками.
Спустя полчаса возле юрт разгорелся праздник. Вопили дети, жалобно блеяли овцы, которых тащили к спешно разведенным кострам. Хорошо хоть дров у шамана было заготовлено изрядно, и в лес никого посылать не стали.
— Вертолет наш обмывают, — тоскливо заметил Петренко. — Чтобы шаману на нем хорошо леталось…
Действительно, отдельные личности подходили к винтокрылой машине с глиняными чашками и плошками, брызгали на колеса жидкостью: архи, молоком, мясным бульоном.
— Чтобы шаману на нем хорошо леталось…
Действительно, отдельные личности подходили к винтокрылой машине с глиняными чашками и плошками, брызгали на колеса жидкостью: архи, молоком, мясным бульоном.
— Они и колеса поезду молоком смазывают, — пояснил Шведов монгольские обычаи. — Если кто-то из родственников в дальний путь отправляется, непременно на колеса тепловоза молоко льют. Это от лошадей пошло — им на копыта тоже молоко лили. Только чего они так вертолет обхаживают? Лететь, что ли, куда собрались?
— Нет, просто приходуют, — предположил со своего края Шелобко. — Обмывают, как мы — новую вещь. Ну да ничего, ждет их еще приятный сюрприз! Догадались бы они его керосином покормить, вместо того чтобы колеса ублажать!
Солнце скатилось за холм. Шум в кочевье постепенно стихал и приобретал другую тональность. Послышались заунывные песни, удары бубна, изредка перебиваемые слишком громкими всхрапами животных.
Скоро на землю стал опускаться туман, стемнело полностью. Убывающий месяц белел вверху пятном, не дающим почти никакого света.
Вновь запищало в рюкзаке у Бурдинова.
— Идем к вертолету, — объявил полковник, перемолвившись несколькими словами с Трушечкиным. — У вертолета только один часовой.
— А он не поднимет тревогу? — спросил Шведов.
— Это — не ваша забота, — устало бросил Бурдинов. — На то там и Трушечкин с Красновым. В полный рост не вставать, никаких разговоров, в вертолет грузиться молча. Сколько времени уйдет на то, чтобы раскочегарить машину? — обратился он к Петренко.
Тот хмыкнул.
— Запустить двигатель и взлететь — дело двух минут. Но нам бензин нужен.
— Сольем из «субару». Я сейчас дам команду Краснову. У тебя в вертолете канистра есть?
— Есть. Две канистры и ведро.
Бурдинов что-то быстро сказал в переговорное устройство и двинулся в сторону кочевья. Остальные, пригибаясь, побрели следом за ним.
Кочевье жило своей жизнью, малопонятной для городского человека. Особенно для того, чьи предки были земледельцами и никогда не жили в юртах. Между круглых войлочных жилищ кочевников двигались тени, где-то лаяли собаки, горели одинокие огоньки…
До вертолета Бурдинов и его спутники добрались без приключений. Связанный монгол лежал подле обильно политых молоком шасси. В метре от него на земле валялось ружье, воспользоваться которым он не успел.
Лейтенант Трушечкин сидел рядом с бывшим часовым, поглядывая по сторонам в прибор ночного видения. Из-за тумана прибор нельзя было использовать полноценно. Бурдинов тоже имел при себе такой прибор. Пока шли к юртам, он несколько раз смотрел в него. Давал смотреть и Давыдову, но тот ничего особенно интересного не увидел. Туман вокруг жилища шамана одинаково хорошо поглощал и волны видимого спектра, и инфракрасное излучение.
— Жив? — спросил Шведов, кивнув в сторону лежащего на земле часового.
— Стали бы мы мертвого связывать, — фыркнул Трушечкин.
Из темноты внезапно вынырнул Краснов с канистрой в руках.
— Мало в «субару» топлива, — торопливо доложил он. — Будем еще искать?
От сержанта сильно пахло бензином.