— Канпан — это значит человек, мужчина. Или русский. Я точно не знаю. Они не слишком-то нам значения некоторых слов объясняли… Чтобы мы их не всегда понимали.
— А гуру? Учитель?
— Нет, — немного подумав, заявил Борис. — Гуру — значит три. А хоер — два. Нэг, хоер, гуру, дуру, тав…
— Это еще что?
— Цифры от одного до пяти. Дальше я не знаю. Монгол оглядел вертолет, присмотрелся к путешественникам и, прищурившись, чисто спросил:
— Русские?
Вопрос был не то чтобы каверзным, но каким-то предостерегающим. По интонации монгола выходило, что русским здесь появляться лучше бы и не следовало.
— Русские, — не стал спорить Николай.
— Русские, — не стал спорить Николай.
— Ну, я, например, украинец, — уточнил пилот. — Петренко моя фамилия.
— Да и у меня историческая родина на востоке… Точнее, отсюда — на западе, — объявил кучерявый Шведов. — У берегов Мертвого моря.
— Открещиваетесь от страны, где живете? — строго спросил Николай.
— Да нет, все мы русские. В какой-то мере, — пошел на попятную Борис. — Граждане Евразийского Союза. Сайн байн у, канпан!
Последняя фраза адресовалась уже монголу.
— Солдаты? Разведка? Десант? — поинтересовался монгол.
— Заблудились, — ответил Николай.
— Ошибка навигации, — пояснил Шведов. И словно бы про себя добавил: — И откуда он такие слова знает?
— В военном училище в Москве учился, — услышал его монгол. Говорил он гортанно, но почти без акцента. — Вспышка справа, газы!
И добавил еще кое-что нецензурное. Не в обиду чужеземцам — шутил.
— Так ты, стало быть, офицер? — заметил Петренко.
— Был офицер, теперь овец пасу, — ответил монгол. — Хао Тсурен.
— Что он сказал? — тихо переспросил Давыдов у Шведова.
— Представился, — так же тихо ответил тот.
— Здравствуй, Хао Тсурен, — вновь обратился к монголу Давыдов, беря бразды ведения переговоров в свои руки. Шведов, хоть и знал немного монгольский, явно был растерян и ничего путного сообщить не мог. — Мы не слишком вас побеспокоили?
— Как сказать, — протянул монгол. — Зачем прилетели? Оружие есть?
— Есть оружие, — тут же заявил пилот. — Но стрелять мы не будем. Починим вертолет и улетим. Проблемы небольшие. Керосин у вас найдется?
— Шаман решит, что с вами делать, — спокойно проговорил Хао Тсурен.
Узнав, что русские прилетели не специально, он еще более уверился в себе. Одно дело — вражеский десант, другое — канпаны, потерпевшие крушение.
— Что еще за шаман? — забеспокоился Шведов. — Не было тут никаких шаманов…
— Шаманы всегда были, — усмехнулся монгол. — Только русским их не показывали. Зачем? Мягмар — хороший шаман. К нему Лосол-дарга из аймака ездит. Не бойтесь, не обидит…
Кто их не обидит, шаман Мягмар или Лосол-дарга, русские не поняли…
— Пойдем со мной, — пригласил Хао Тсурен. — Посидим, кумыса попьем. Шаман камлать закончит, с вами поговорит. Решит, что делать…
Николай снял пиджак, вытер вспотевшее лицо большим, из чистого хлопка носовым платком, купленным в магазине Думского Собрания. Платок был недешевым, стоил рублей пять. Но и пользоваться им было одно удовольствие.
— Тут, понимаешь, такое дело, Хао Тсурен… На границе ведь неспокойно… Военные ваши нас могут обидеть. Тебя как, из армии выгнали, или ты сам ушел?
— Обижаешь, — коротко бросил монгол. — Сам ушел. Архи не пил, устав соблюдал.
Служить надоело. Сейчас лучше живу. Мяса вдоволь, свобода…
— А русских добром поминаешь?
— По-всякому, — хитро прищурился монгол, — Разные люди есть.
— Боюсь, если начальники ваши приедут — американцам нас сдадут, — гнул свою линию Николай. — Это для нас — верная смерть. Мы бы тебе денег дали.
— Шамана подождем, с ним поговорите, — продолжал настаивать Хао Тсурен. — Я в зимовье не старший.
— Некогда ждать.
— Не бросит шаман камлать из-за тебя! — строго воззрился монгол на Давыдова. — Дней в году много, куда спешить…
— Их любимая поговорка, — пояснил Шведов.
— Ну-ну, — вздохнул Николай. — Ты там что-то говорил насчет кумыса, Хао Тсурен?
Петренко полез в нутро вертолета, а Давыдов и Шведов отправились за монголом в юрту. Ребятня шла следом, чирикая между собой и стреляя в чужеземцев черными узкими глазками.
Возле входа в юрту дежурили три молодых монгола. Двое — с охотничьими ружьями, один — с автоматом Калашникова.
— Не сюда, — объявил Хао Тсурен. — Дальше.
— Заведут нас сейчас, — прошептал Шведов. — Посадят в «черную юрту»…
— В какую такую «черную юрту»? Тут только белые вокруг.
— Ну, в тюрьму. Это только называется так — «черная юрта». Хотя, может, они и на самом деле черные за колючей проволокой ставят. Чтобы сидеть противнее было на жаре…
— Не суетись, — одернул Шаведова Николай. — И шепчи поменьше. Тем более русский тут многие, как мне кажется, знают.
— Что там многие… Считай, все, — тихо отозвался Борис. Следующая юрта была не такой нарядной, как первая, но и не черной.
— Заходите, — предложил монгол.
— Не задень за порог, — предупредил Николая Борис. — Очень плохой знак.
Давыдов вошел в юрту, высоко поднимая ноги. Следом за ним ввалился Шведов.
Присели на войлок. Хао Тсурен — ближе к очагу, русские скромно, с краю.
— Здоровы ли ваши овцы? — спросил Шведов, пытаясь завести светскую беседу.
— Здоровы, — без энтузиазма ответил монгол.