— Тогда я, может быть, соглашусь, — безразлично сказала она. — В этом случае вы лицо заинтересованное, так ведь? А кроме того, вы правы: пусть деньги приходят, а откуда — не важно.
Матье вздохнул. «Готово!» — подумал он. Но облегчения не почувствовал: Ивиш по-прежнему выглядела угрюмой.
— Как вы преподнесете это родителям? — спросил он, чтобы закрепить успех.
— Что-нибудь придумаю, — уклонилась от ответа Ивиш. — Они мне либо поверят, либо нет. Какое это имеет значение, раз платить будут не они?
Она мрачно понурилась.
— А пока что надо туда вернуться, — сказала она.
Матье постарался подавить раздражение.
— Но вы ведь снова будете здесь!
— Ну, это так нереально… — сказала она. — Я говорю «нет», я говорю «да», но мне не слишком верится. Все это так не скоро. А в Лаоне я буду уже завтра вечером.
Она притронулась к горлу и сказала:
— Это у меня засело вот тут. К тому же нужно собирать чемоданы, сборы займут целую ночь.
Она встала.
— Чай уже готов. Прошу.
Ивиш налила чай в чашки. Он был черный, как кофе.
— Я буду вам писать, — сказал Матье.
— Я тоже, — пообещала она. — Хотя мне нечего будет вам сказать.
— Вы мне опишете ваш дом, вашу комнату. Я бы хотел иметь возможность вообразить вас там.
— Ну уж нет! — возразила она. — Я не хочу все это описывать. Достаточно того, что я буду там жить.
Матье вспомнил о сухих, коротких письмах, которые Борис посылал Лоле. Но только на мгновение: он посмотрел на руки Ивиш, на ее пурпурные заостренные ногти, на худые запястья и подумал: «Я ее снова увижу».
— Какой странный чай, — сказала Ивиш, ставя чашку на стол.
Матье вздрогнул: позвонили во входную дверь. Он ничего не сказал: надеялся, что Ивиш не услышала.
— Что это? Кто-то звонит? — спросила она.
Матье приложил палец к губам.
— Мы ведь договорились, что не откроем, — прошептал он.
— Что это? Кто-то звонит? — спросила она.
Матье приложил палец к губам.
— Мы ведь договорились, что не откроем, — прошептал он.
— Нет! Нет! — громко сказала Ивиш. — Возможно, это что-то важное, откройте побыстрее.
Матье направился к двери. Он думал: «Она не хочет быть в сговоре со мной». Он открыл дверь, когда Сара уже намеревалась звонить вторично.
— Здравствуйте, — запыхавшись, сказала Сара. — Вы меня заставили поторопиться. Маленький министр передал, что вы звонили, и я побежала к вам, даже шляпку не успела надеть.
Матье с ужасом смотрел на нее: плотно облегающий кошмарный костюм ядовито-зеленого цвета, улыбка, обнажающая все ее испорченные зубы, растрепанные волосы, весь этот вид болезненной доброты — она казалась воплощением неудачи.
— Здравствуйте, — быстро сказал он, — знаете ли, со мной сейчас…
Сара дружески его оттолкнула и заглянула через его плечо.
— Кто у вас? — спросила она с жадным любопытством. — А! Это Ивиш Сергина. Как поживаете, Ивиш?
Ивиш встала и изобразила что-то вроде реверанса. У нее был разочарованный вид. У Сары, впрочем, тоже. Ивиш была единственным человеком, которого Сара не выносила.
— Какая вы худышка, — сказала Сара. — Уверена, что вы мало едите. Это неблагоразумно.
Матье сел напротив Сары и пристально посмотрел на нее. Сара начала смеяться.
— Вот Матье делает мне страшные глаза, — весело сказала она. — Не хочет, чтобы я поучала вас насчет диеты. Она повернулась к Матье.
— Я поздно вернулась, — сказала она. — Вальдманна невозможно было найти. Он всего лишь три недели в Париже и уже ввязался в кучу сомнительных делишек. Я его поймала только около шести.
— Вы очень добры, Сара, спасибо, — пробормотал Матье. Он торопливо добавил:
— Поговорим об этом позже. Выпейте чашечку чаю.
— Нет, нет! Я даже не присяду, — сказала она, — мне нужно мчаться в испанский книжный магазин, они срочно хотят меня видеть: в Париж приехал один друг Гомеса.
— Кто? — спросил Матье, чтобы выиграть время.
— Еще не знаю. Мне так и сказали: один друг Гомеса. Он приехал из Мадрида.
Сара с нежностью посмотрела на Матье. Ее глаза как будто помутились от доброты.
— Мой бедный Матье, у меня для вас скверные вести: он отказался.
— Гм!..
У Матье все-таки хватило силы предпринять еще одну попытку:
— Вы, конечно, хотите поговорить со мной наедине?
Он несколько раз нахмурил брови, но Сара на него не смотрела.
— Да нет… К чему? — грустно промолвила она. — Мне почти нечего вам сказать. Она таинственно добавила:
— Я настаивала, как могла. Но ничего не вышло. Известное вам лицо должно быть у него завтра утром с деньгами.
— Что ж, тем хуже: не будем больше об этом, — быстро сказал Матье.
Он подчеркнул последние слова, но Сара считала нужным оправдаться.
— Я сделала все возможное, поверьте, я его даже умоляла. Он спросил: «Это еврейка?» Я сказала: «Нет». Тогда он отрезал: «Я не делаю в кредит. Если она хочет, чтобы ей помог я, пусть платит. Если нет, в Париже достаточно клиник».
Матье услышал, как за его спиной скрипнул диван. Сара продолжала:
— Он сказал: «Я им больше ничего не сделаю в кредит, они нам причинили предостаточно страданий». И, знаете ли, это правда, я его почти понимаю. Он мне рассказывал о венских евреях, о концентрационных лагерях. Я не хотела этому верить… — Ей изменил голос. — Их так мучили…