Марсель прервала его, возмущенно рассмеявшись:
— Послушайте, Даниель, она в третий раз рассказывает вам об этом путешествии. И каждый раз вы слушаете все с тем же живым интересом; по правде говоря, это меня немного раздражает, я не очень понимаю, что у вас в это время творится в голове.
— Ваша мать меня забавляет, — сказал Даниель. — Я знаю ее истории, но я люблю слушать, когда она их рассказывает, у нее есть такие интересные жесты.
Он слегка подвигал шеей, и Марсель расхохоталась. Когда хотел, Даниель очень хорошо умел передразнивать. Но тут он снова посерьезнел, и смех Марсель оборвался. Он взглянул на нее с упреком, и она как-то заерзала под его взглядом. Она сказала ему:
— Это у вас сегодня странный вид. Что с вами?
Он не торопился отвечать. Тяжелое молчание давило на них, в комнате было невыносимо душно. Марсель смущенно засмеялась, но смех сразу же замер на губах. Даниель предвкушал дальнейшее.
— Марсель, — начал он, — я не должен был бы вам это говорить…
Она откинулась назад.
— Что? Что? Что случилось?
— Вы очень сердитесь на Матье?
Она побледнела.
— Он… Он же… Он мне поклялся, что ничего вам не скажет.
— Марсель, ведь это так важно, а вы хотели от меня все скрыть! Разве я больше не ваш друг?
Марсель вздрогнула.
— Это так грязно! — сказала она.
Ну вот! Готово: она голая. Не было уже речи ни об архангеле, ни о девичьих фотографиях; с нее сползла маска насмешливого достоинства. Перед ним была только толстая беременная женщина, пахнущая телом. Даниелю стало жарко, он провел рукой по вспотевшему лбу.
— Нет, — медленно сказал он, — нет, это вовсе не грязно.
Она быстро дернула локтем и предплечьем, зигзагообразно рассекая раскаленный воздух комнаты.
— Я внушаю вам отвращение, — сказала она.
Он натянуто засмеялся.
— Отвращение? Мне? Марсель, вам придется долго искать такое, что могло бы внушить мне отвращение к вам.
Марсель не ответила; понурившись, она проговорила:
— Я так хотела держать вас вне всего этого!..
Они замолчали. Теперь между ними возникла еще одна связь, прочная, как пуповина.
— Вы видели Матье после того, как он ушел от меня? — спросил Даниель.
— Он мне звонил после полудня, — сухо ответила Марсель.
Она взяла себя в руки и ожесточилась, она была настороже, прямая, ноздри сжаты; она страдала.
— Он сказал вам, что я не дал ему денег?
— Он мне сказал, что у вас их нет.
— У меня они есть.
— Есть? — изумилась она.
— Да, но я не захотел их ему одалживать. Во всяком случае, прежде хотел увидеть вас.
Он сделал паузу и добавил:
— Марсель, следует их ему одолжить?
— Но я не знаю, — пробормотала она неуверенно. — Вам лучше знать, располагаете ли вы…
— Располагаю. У меня пятнадцать тысяч франков, которыми я могу распоряжаться, ни в чем себя не ущемляя.
— Тогда да, — сказала Марсель. — Да, мой дорогой Даниель, они нам необходимы.
Наступило молчание. Марсель перебирала пальцами простыню, ее тяжелая грудь тревожно вздымалась.
— Вы меня не поняли, — возразил Даниель. — Я хочу сказать: положа руку на сердце, вы действительно хотите, чтоб я их ему одолжил?
Марсель подняла голову и удивленно посмотрела на него.
— Сегодня вы какой-то странный, Даниель; у вас что-то на уме.
— Да нет же… просто я хотел уточнить, посоветовался ли Матье с вами.
— Ну, естественно. И потом, — проговорила она с легкой улыбкой, — мы не советуемся, вы ведь знаете, как у нас заведено: один говорит — сделаем то-то или то-то, а другой, если не согласен, возражает.
— Знаю, — сказал Даниель. — Знаю… Только это обычно на руку тому, чье мнение уже сложилось: другого подталкивают, и он не успевает сформулировать свое мнение.
— Может, и так… — согласилась Марсель.
— Я знаю, как Матье уважает ваше мнение, — сказал он.
— Может, и так… — согласилась Марсель.
— Я знаю, как Матье уважает ваше мнение, — сказал он. — Но я так хорошо представляю себе эту сцену: она преследует меня весь день. Он, должно быть, напыжился, как это ему свойственно в таких случаях, а потом, проглотив слюну, сказал: «Хорошо! Ну что ж, примем меры». У него не было колебаний, впрочем, он и не мог их иметь: он мужчина. Только… не слишком ли все это поспешно? Сами-то вы должны твердо знать, чего хотите.
Он снова наклонился к Марсель.
— Разве все было иначе?
Марсель не смотрела на него. Она повернула голову в сторону умывальника, и Даниель видел ее профиль. Вид у нее был угрюмый.
— Да нет, почти так, — сказала она и сильно покраснела. — Не будем больше об этом, Даниель, прошу вас! Это… это мне не очень приятно.
Даниель не сводил с нее глаз. «Она трепещет», — подумал он. Но он не до конца понимал, доставляло ли ему большее удовольствие унижать ее или унижаться вместе с ней. Он сказал себе: «Все будет легче, чем я думал».
— Марсель, — проговорил он, — не замыкайтесь, умоляю вас: я знаю, как вам неприятно об этом говорить…
— Особенно с вами, — сказала Марсель. — Даниель, вы настолько не похожи ни на кого на свете!
«Черт возьми! Я ее чистота!»
Она снова вздрогнула и прижала руки к груди.
— Я не смею больше смотреть на вас, — с трудом вымолвила она. — Даже если я не стала вам противна, мне кажется, я вас потеряла.
— Знаю, — с горечью проговорил Даниель. — Архангелы легко пугаются. Послушайте, Марсель, не заставляйте меня больше играть эту смешную роль. Во мне нет ничего от архангела; я просто ваш друг, ваш лучший друг. И все-таки я должен сказать свое слово, — твердо добавил он, — потому что я в состоянии вам помочь. Марсель, вы действительно уверены, что не хотите ребенка?