X
Часы пробили десять. Мадам Дюффе, казалось, этого не слышала. Она устремила на Даниеля внимательный взгляд, глаза ее покраснели. «Скоро она уберется!» — подумал Даниель. Мадам Дюффе хитро ему улыбалась, но с трудом скрывала зевоту. Вдруг она откинула назад голову и, по-видимому, приняла решение; она сказала с шаловливым задором:
— Ну что ж, дети мои, я иду спать! Не заставляйте ее поздно ложиться, Даниель, я на вас рассчитываю. А то потом она спит до двенадцати.
Мадам Дюффе встала и похлопала маленькой ловкой рукой по плечу Марсель. Марсель сидела на кровати.
— Слышишь, мой кот Родилар [3] , — она забавлялась, говоря сквозь зубы, — ты слишком долго спишь, ты спишь до двенадцати, ты нагуливаешь жирок.
— Даю вам слово, что уйду до полуночи, — сказал Даниель.
Марсель улыбнулась.
— Если я этого захочу.
Он повернулся к мадам Дюффе с притворным унынием.
— Ничего не поделаешь!
— Ну, будьте благоразумны, — сказала мадам Дюффе, — и спасибо за дивные конфеты.
Она подняла к глазам перевязанную лентой коробку с шутливо-угрожающим жестом.
— Вы очень милы, вы меня балуете, в конце концов я буду вас бранить.
— Вы доставите мне большое удовольствие, если они вам понравятся, — проникновенно проговорил Даниель.
Он склонился над рукой мадам Дюффе и поцеловал ее. Вблизи кожа была морщинистой, с сиреневыми пятнами.
— Архангел! — растроганно воскликнула мадам Дюффе. — Ну что ж, я удаляюсь, — добавила она, целуя Марсель в лоб.
Марсель обняла ее за талию и на секунду прижала к себе, мадам Дюффе взъерошила ей волосы и быстро высвободилась.
— Я скоро приду заправить тебе одеяло, — сказала Марсель.
— Нет, нет, скверная девчонка, оставайся со своим архангелом.
Она убежала с живостью маленькой девочки, и Даниель проследил холодным взглядом за ее узкой спиной: он опасался, что она вообще не уйдет.
Она убежала с живостью маленькой девочки, и Даниель проследил холодным взглядом за ее узкой спиной: он опасался, что она вообще не уйдет. Дверь закрылась, но он не почувствовал облегчения: он немного боялся остаться с Марсель наедине. Он повернулся к ней и увидел, что она, улыбаясь, смотрит на него.
— Почему вы улыбаетесь? — спросил он.
— Мне всегда забавно видеть вас с мамой, — призналась Марсель. — Какой же вы обольститель, мой бедный архангел! Как вам не стыдно так обольщать окружающих?
Она смотрела на него с нежностью собственника, казалось, она была бы счастлива заполучить его целиком для себя одной. «На ней печать беременности», — злобно подумал Даниель. Как он злился на нее за ее самодовольный вид! Он всегда немного тревожился в преддверии этих долгих доверительных бесед полушепотом, каждый раз надо было решаться, как перед прыжком в воду. «У меня будет приступ астмы», — подумал он. Марсель была унылым сгустком запахов, свернувшимся на кровати, готовым расщепиться от малейшего жеста.
Она встала.
— Я хочу вам кое-что показать. Она взяла с камина фотографию.
— Вы всегда хотели знать, какая я была в молодости… — сказала она, протягивая ее.
Даниель взял фотокарточку: это была Марсель в восемнадцать лет, у нее был вид лесбиянки, губы безвольные, глаза жесткие. И та же дряблая плоть, болтающаяся, точно слишком широкий костюм. Но она была худой. Даниель поднял глаза и увидел ее тревожный взгляд.
— Вы были очаровательны, — осторожно сказал он, — и вы совсем не изменились.
Марсель рассмеялась.
— Нет! Вы хорошо знаете, что я изменилась, противный вы льстец, бросьте, вы уже не с моей мамой.
Она добавила:
— Но я была прехорошенькой, не так ли?
— Сейчас вы мне больше нравитесь, — сказал Даниель, — губы у вас были вяловаты… Сейчас вы выглядите куда интересней.
— Никогда не знаешь, всерьез вы говорите или шутите, — насупившись, отозвалась она. Но легко было заметить, что она польщена.
Марсель привстала и бросила быстрый взгляд в зеркало. Этот неловкий и бесстыдный взгляд разозлил Даниеля: в ее кокетстве было нечто детское, беззащитное, с трудом сочетавшееся с лицом зрелой женщины Он улыбнулся ей.
— Я тоже хочу спросить у вас: почему вы улыбаетесь? — сказала Марсель.
— Потому что вы подпрыгнули, как маленькая девочка, чтобы посмотреться в зеркало. Так трогательно, когда вы ненароком заняты собой.
Марсель порозовела и притопнула.
— Вижу, вы без лести не можете.
Оба они засмеялись, и Даниель, чуть поколебавшись, подумал: «Начнем!» Все складывалось хорошо, момент был удобный, но он чувствовал себя расслабленным и пустотелым. Чтобы придать себе мужества, он подумал о Матье и был удовлетворен, убедившись, что ненависть его непоколебима. Матье был цельный и сухой, как кость; его можно было ненавидеть. Марсель ненавидеть было нельзя.
— Марсель! Поглядите на меня!
Он нагнулся и озабоченно посмотрел на нее.
— Гляжу, — сказала Марсель.
Она подняла на него глаза, но голова ее непроизвольно подергивалась: она с трудом выдерживала мужской взгляд.
— У вас усталый вид.
Марсель сощурилась.
— Я немного разбита, — сказала она. — Это от жары.
Даниель наклонился еще ниже и повторил огорченно и с недовольством:
— Вы очень устали! Я на вас смотрел, когда ваша мать рассказывала о своем путешествии в Рим, и вы казались такой озабоченной, такой издерганной…