— Вы говорите это мне… Но я это знаю так же хорошо, как и вы.
— Почему так же хорошо, как и я?
— Мы с вами похожи.
— Что вы имеете в виду?
— Посмотрите на нас и посмотрите на них.
Лола презрительно скривилась.
— Мы не похожи, — отрезала она.
Матье пожал плечами, и, так и не примиренные, они замолчали. Оба смотрели на Бориса и Ивиш: те танцевали, они были жестокосердны, даже не зная об этом. А может быть, просто мало знали. Матье сидел рядом с Лолой, они не танцевали, потому что это совсем не подобало их возрасту. «Нас должны принимать за любовников», — подумал он. Он услышал, как Лола про себя шептала: «Если б только я была уверена, что это для Пикара».
Борис и Ивиш вернулись. Лола с усилием встала. Матье подумал, что сейчас она упадет, но она оперлась о стол и глубоко вздохнула.
— Пойдем, — сказала она Борису, — мне нужно с тобой поговорить.
— Ты не можешь сделать это здесь?
— Нет!
— Тогда подожди, когда заиграет оркестр, и мы потанцуем.
— Нет, — сказала Лола, — я устала. Пойдем в мою гримерную. Простите меня, моя маленькая Ивиш.
— Я пьяна, — любезно хихикнула Ивиш.
— Мы сейчас вернемся, — пообещала Лола, — впрочем, скоро мой выход.
Лола ушла, Борис неохотно последовал за ней. Ивиш упала на стул.
— Я правда пьяна, — сказала она, — на меня накатило во время танца. Матье промолчал.
— Почему они ушли? — спросила Ивиш.
— Им надо объясниться. И потом Лола только что приняла наркотик. Знаете, после первого приема в голове лишь одна мысль — принять еще.
— Думаю, мне понравились бы наркотики, — мечтательно проговорила Ивиш.
— Естественно.
— Ну и что? — возмутилась она. — Если я обречена всю жизнь оставаться в Лаоне, нужно ведь чем-то увлекаться.
Матье замолчал.
— А-а, поняла! — сказала она.
Матье замолчал.
— А-а, поняла! — сказала она. — Вы на меня злитесь, потому что я пьяна.
— Нет.
— Да. Вы меня осуждаете.
— С чего бы? К тому же вы не так уж и пьяны.
— Я чу-до-вищ-но пьяна, — с удовлетворением проскандировала Ивиш.
Люди начинали расходиться. Вероятно, было уже часа два ночи. В своей гримерной, грязной, обитой красным бархатом комнатенке со старым зеркалом в позолоченной раме, Лола угрожала и умоляла: «Борис! Борис! Борис! Ты меня сводишь с ума». А Борис опускал голову, боязливый и упрямый. Длинное черное платье, кружащееся среди красных стен, черное посверкиванье платья в зеркале, всплеск прекрасных белых рук, извивающихся со старомодной патетикой. А потом Лола внезапно зайдет за ширму и там, в самозабвении, запрокинув голову, как бы останавливая кровотечение из носа, вдохнет две щепотки белого порошка. Лоб Матье блестел от испарины, но он не смел его вытереть, ему было стыдно потеть в присутствии Ивиш; она без передышки танцевала, но оставалась бледной и сухой. Сегодня утром она сказала: «Мне противны эти влажные руки», — и он уже не знал, что делать со своими руками. Он чувствовал себя слабым и уставшим, у него не осталось ни одного желания, он ни о чем больше не думал. Время от времени он говорил себе, что скоро взойдет солнце, что нужно будет снова что-то предпринимать, звонить Марсель, Саре, прожить от начала до конца новый день, и это казалось ему невероятным. Он предпочел бы бесконечно оставаться за этим столом, под этим искусственным освещением, рядом с Ивиш.
— Я развлекаюсь, — пьяным голосом сказала Ивиш.
Матье посмотрел на нее: она была в состоянии радостного возбуждения, которое из-за любого пустяка могло обернуться яростью.
— Плевала я на экзамены, — сказала Ивиш, — если провалюсь, буду только рада. Сегодня вечером я хороню свою холостяцкую жизнь.
Она улыбнулась и восторженно сказала:
— Сверкает, как маленький бриллиант!
— Что сверкает, как маленький бриллиант?
— Это мгновенье. Оно круглое, оно подвешено в пустоте, как маленький бриллиант, я никогда не умру.
Она взяла нож Бориса за рукоятку, прижала лезвие к краю стола и забавлялась, сгибая его.
— Что с ней? — вдруг спросила она.
— С кем?
— С женщиной в черном рядом со мной. Она не перестает осуждать меня, с тех пор как пришла сюда.
Матье повернул голову: женщина в черном искоса смотрела на Ивиш.
— Ну что? — спросила Ивиш. — Разве не так?
— Думаю, что да.
Он увидел злую приплюснутую мордочку Ивиш, злопамятные и туманные глаза и подумал: «Лучше помолчу». Женщина в черном хорошо поняла, что они говорили о ней: она приняла величественный вид, ее муж проснулся и посмотрел на Ивиш, широко раскрыв глаза. «Как это неприятно», — подумал Матье. Он почувствовал себя утомленным и трусливым, он все бы отдал, только б не возникло скандала.
— Эта женщина меня презирает, потому что она благопристойная, — пробормотала Ивиш, обращаясь к ножу. — Я не благопристойна, я развлекаюсь, напиваюсь, я провалю экзамены. Ненавижу благопристойность! — вдруг выкрикнула она.
— Замолчите, Ивиш, прошу вас.
Ивиш смерила его ледяным взглядом.
— Кажется, вы останавливаете меня? — сказала она. — Правильно, вы тоже благопристойный. Потерпите: когда я проведу десять лет в Лаоне с матерью и отцом, то буду благопристойней вас.
Она развалилась на стуле, упрямо прижимая лезвие ножа к столу и тупо пытаясь согнуть его. Наступило тяжелое молчание, потом женщина в черном повернулась к мужу.