Борис встал и торопливо удалился. Пересекая улицу, он обернулся. Он видел Ивиш со спины: съежившись на скамейке, вобрав голову в плечи, она была похожа на старую нищенку. «В конце концов, возможно, ее и приняли», — сказал он себе. Он сделал несколько шагов и вдруг представил себе лицо Лолы. Настоящее. Он подумал: «Она несчастна!» — и сердце его забилось сильнее.
XIV
Через мгновение. Через мгновение он снова пустится на свои бесплодные поиски; через мгновение, преследуемый злыми измученными глазами Марсель, скрытным лицом Ивиш, посмертной маской Лолы, он ощутит горький привкус во рту, тревога скрутит ему желудок. Через мгновение. Он сел в кресло, зажег трубку: он был пуст и спокоен, он отдавался темной прохладе бара. Столами здесь служили лакированные бочки, по стенам развешаны фотографии актрис и матросские береты, невидимый радиоприемник журчит, как фонтан, в глубине зала красивые богатые господа курят сигары и попивают портвейн — последние посетители, деловые люди, другие уже давно ушли завтракать; была половина второго, но легко можно представить себе, что еще утро; однако это был день, спокойный, как безопасное море.
Матье растворился в этом безмятежном море, он был едва различимой мелодией негритянского спиричуэла, разноголосым шумом, желтоватым ржавым светом, покачиванием всех этих красивых, хирургически чистых рук, держащих сигары, рук, похожих на каравеллы, груженные пряностями. Он хорошо осознавал, что ему всего лишь давали взаймы этот крохотный кусочек безмятежной жизни, который предстоит скоро вернуть, но он пользовался им без жадности: пропащим людям мир припасает малую толику крохотного счастья, это для них он хранит большую часть своих мимолетных милостей при условии, чтоб они наслаждались ими смиренно. Даниель сидел слева от него, торжественный и молчаливый. Матье мог в свое удовольствие созерцать его красивое лицо арабского шейха, это тоже было маленькой радостью для глаз. Матье вытянул ноги и про себя улыбнулся.
— Попробуй их херес — не пожалеешь, — сказал Даниель.
— Идет. Только, чур, ты меня угощаешь: я без гроша.
— Хорошо, угощаю, — живо ответил Даниель. — Но скажи: хочешь, одолжу тебе двести франков? Право, мне неловко предлагать тебе так мало…
— Брось! — оборвал его Матье. — Об этом не стоит и говорить.
Даниель повернул к нему большие ласковые глаза. Он настаивал:
— Прошу тебя. У меня четыреста франков до конца недели, мы их разделим.
Нужно было решительно отказаться, этого требовали правила игры.
— Нет, — сказал Матье. — Спасибо, ты очень любезен.
Даниель устремил на него отягощенный заботой взор.
— Тебе действительно ничего не нужно?
— Нужно, — возразил Матье, — мне нужно пять тысяч франков. Но не сейчас. Сейчас мне нужны херес и твоя беседа.
— Хотелось бы, чтоб моя беседа была на уровне хереса, — сказал Даниель.
Он не проронил ни слова о своем письме по пневматической почте и о причинах, которые его толкнули вызвать Матье. Матье по-своему был ему за это благодарен: так или иначе скоро все прояснится.
— Знаешь, я вчера видел Брюне.
— Правда? — вежливо поинтересовался Даниель.
— Думаю, на этот раз между нами все кончено.
— Вы поспорили?
— Не поспорили. Хуже.
Даниель напустил на себя сокрушенный вид, и Матье не смог удержать улыбки.
— Тебе плевать на Брюне? — спросил он.
— Знаешь ли… я никогда не был с ним так близок, как ты, — ответил Даниель. — Я его очень уважаю, но, будь моя воля, набил бы его соломой и выставил в антропологическом музее, в зале «Двадцатый век».
— Он бы там неплохо смотрелся, — заметил Матье.
Даниель покривил душой: когда-то он очень любил Брюне. Матье попробовал херес и сказал:
— Хорош.
— Да, — согласился Даниель. — Это у них лучший. Но их запасы истощаются, а обновить нечем из-за войны в Испании.
Он поставил свой пустой бокал и взял с блюдца оливку.
— Знаешь, я хочу тебе исповедаться, — начал Даниель.
Конечно: смиренное и легкое счастье ускользает. Матье скосил на Даниеля глаза: у того был благородный и проникновенный вид.
— Давай, — ободрил его Матье.
— Я только думаю: какое впечатление это на тебя произведет? — неуверенным тоном продолжал Даниель. — Я буду огорчен, если ты рассердишься.
— Говори и ты будешь избавлен от неуверенности, — улыбнулся Матье.
— Так вот… Угадай, кого я видел вчера вечером?
— Кого ты видел вчера вечером? — разочарованно повторил Матье. — Откуда мне знать; ты много кого мог видеть.
— Марсель Дюффе.
— Марсель? Вот как.
Матье не был удивлен: Даниель и Марсель виделись нечасто, но, кажется. Марсель симпатизировала Даниелю.
— Тебе повезло, — сказал он.
Марсель симпатизировала Даниелю.
— Тебе повезло, — сказал он. — Она ведь никуда не выходит. Где ты ее встретил?
— У нее дома… — улыбаясь, ответил Даниель. — Где ж еще, раз она не выходит.
Скромно потупившись, он добавил:
— Если быть откровенным до конца, время от времени мы видимся.
Наступило молчание. Матье смотрел на длинные черные ресницы Даниеля, которые слегка трепетали. Часы дважды пробили, негр тихо пел «There's a cradle in Carolina» [7]. «Время от времени мы видимся». Матье отвел взгляд и пристально посмотрел на красный помпон матросского берета.