Марсель! Во рту у Матье появился горький привкус.
Марсель! Во рту у Матье появился горький привкус. Он совсем забыл о Марсель. Консьержка протянула ему желтый конверт: письмо было от Даниеля.
«Дорогой Матье, — писал Даниель, — я искал среди знакомых, но так и не смог собрать сумму, которую ты у меня просишь. Поверь, я сожалею. Можешь зайти ко мне в полдень? Мне нужно поговорить с тобой о твоем деле. Дружески твой».
«Хорошо, — подумал Матье, — я пойду к нему. Он не хочет расстаться с деньгами, но он придумает какой-нибудь выход». Жизнь ему казалась легкой, она должна такой быть: в любом случае Сара добьется, чтобы врач потерпел несколько дней; при необходимости вышлем ему деньги в Америку.
Ивиш была в кафе, в темном углу. Сначала он увидел ее забинтованную руку.
— Ивиш! — нежно позвал он.
Она подняла глаза и посмотрела на него, у нее было непроницаемое треугольное лицо, воплощение злой невинности, локоны закрывали половину щек: она не подняла волосы вверх.
— Вы мало спали? — грустно спросил Матье.
— Вообще не спала.
Он сел. Она увидела, что он смотрит на их перебинтованные руки, медленно убрала свою и спрятала ее под стол. Подошел официант, он хорошо знал Матье.
— Все в порядке, месье? — спросил он.
— Да, — сказал Матье, — дайте, пожалуйста, чай и два яблока.
Наступило молчание, которым Матье воспользовался, чтобы похоронить свои ночные воспоминания. Как только он почувствовал, что сердце его пусто, он поднял голову.
— У вас неважный вид. Это из-за экзамена?
Ивиш ответила презрительной гримасой, и Матье замолчал, он смотрел на пустые скамейки. Женщина, став на колени, мыла каменный пол. «Дом» понемногу пробуждался, было утро. Можно будет лечь спать только через пятнадцать часов! Ивиш заговорила тихим голосом с измученным видом:
— Он назначен на два часа, — сказала она. — А уже девять. Я чувствую, как эти часы обрушиваются на меня.
Она снова принялась одержимо теребить локоны: это было невыносимо. Она спросила:
— Как вы думаете, возьмут меня продавщицей в универсальный магазин?
— Даже не думайте об этом, Ивиш, это чертовски трудно.
— А манекенщицей?
— Вы ростом маловаты, но можно попытаться…
— Я сделаю все что угодно, только бы не возвращаться в Лаон. Я готова пойти хоть в посудомойки.
Она добавила по-стариковски с озабоченным видом:
— В таких случаях, кажется, дают объявления в газетах?
— Послушайте, Ивиш, у нас еще будет время к этому вернуться. Ведь пока вы еще не провалились. Ивиш пожала плечами, и Матье живо продолжал:
— Даже если вы провалитесь, для вас не все потеряно. К примеру, вы могли бы месяца на два вернуться домой, а за это время я вам что-нибудь подыщу.
Он говорил с добродушной убедительностью, но у него не было никакой надежды: даже если он ей найдет какую-то работу, через неделю ее оттуда выгонят.
— Два месяца в Лаоне! — с гневом вскричала Ивиш. — Сразу видно, что вы об этом понятия не имеете. Это… это невыносимо.
— Так или иначе вы бы провели там каникулы.
— Да. Но как они меня примут после провала?
Она замолкла. Матье молча смотрел на нее: как всегда по утрам, у нее был желтый цвет лица. Ночь, казалось, только скользнула по ней. «Ничто не оставляет на ней следов», — подумал Матье. Он не смог удержаться от вопроса:
— Вы так и не приподняли волосы?
— Вы прекрасно видите, что нет, — сухо ответила Ивиш.
— Но ведь вчера вечером вы мне пообещали, — немного раздраженно сказал он.
— Я была пьяна, — сказала она. — И настойчиво повторила, будто желая смутить его: — Я была совершенно пьяна.
— Вы не выглядели такой уж пьяной, когда мне это обещали.
— Ладно! — нетерпеливо сказала она. — Что из того? Люди легко дают обещания.
Матье не ответил. У него было впечатление, что ему без остановки задавали неотложные вопросы: как до вечера найти пять тысяч франков? Как сделать так, чтобы Ивиш вернулась в Париж в следующем году? Как теперь вести себя с Марсель? У него не было времени собраться, вернуться к вопросам, составлявшим основу его мыслей со вчерашнего дня: кто я? Что я сделал со своей жизнью? Когда Матье отвернулся, чтобы сбросить с себя эту новую обузу, он увидел вдалеке высокий нерешительный силуэт Бориса, казалось, ищущего их на террасе.
— Вот и Борис! — с досадой сказал он. И тут же спросил, охваченный неприятным подозрением:
— Это вы его попросили прийти?
— Нет, — изумленно ответила Ивиш. — Я должна была встретить его в полдень, потому что… потому что он провел ночь с Лолой. Да вы только посмотрите на него!
Борис их заметил и направился к ним. Глаза его были широко открыты и неподвижны, он был мертвенно бледен, но улыбался.
— Привет! — крикнул Матье.
Борис поднял к виску два пальца, чтобы изобразить свое привычное приветствие, но не смог завершить этот шутливый жест. Он уперся обеими руками в стол и начал раскачиваться на пятках, не говоря ни слова и по-прежнему улыбаясь.
— Что с тобой? — спросила Ивиш. — Ты похож на Франкенштейна.
— Лола умерла, — сказал Борис. Он глупо уставился прямо перед собой. Какое-то время Матье ничего не понимал, потом изумился:
— Что?..
Он посмотрел на Бориса: не нужно его сразу расспрашивать. Матье схватил его за руку и заставил сесть рядом с Ивиш. Борис машинально повторил: