— Я не вернусь в свою гостиницу: она вполне способна туда заявиться.
— Тогда переночуй у Клода.
— Так я и сделаю.
У Ивиш возникла идея.
— Напиши ей. Это более пристойно.
— Лоле? Ну уж нет!
— Напиши.
— Я не знаю что.
— Я тебе составлю письмо, дурачок.
— Но для чего?
Ивиш удивленно поглядела на него.
— Как, разве ты не хочешь с ней порвать?
— Не знаю.
Ивиш казалась раздраженной, но не стала настаивать. Она никогда не настаивала, это было ее особенностью. Но так или иначе между Матье и Ивиш Борис должен был играть осторожно: сейчас желания потерять Лолу у него было не больше, чем ее увидеть.
— Посмотрим, — сказал он. — А пока нечего думать об этом.
На бульваре было хорошо, люди выглядели добряками, он их почти всех знал в лицо. На витринах «Клозри де Лила» играл веселый солнечный зайчик.
— Хочу есть, — сказала Ивиш, — пойду позавтракаю. Она вошла в бакалейный магазин Демариа. Борис ждал ее на улице. Он чувствовал себя слабым и растроганным, точно выздоравливающий, и прикидывал, о чем бы подумать, чтобы доставить себе маленькую радость. Внезапно его выбор пал на «Исторический и этимологический словарь воровского жаргона и арго». И он возрадовался. Словарь лежал теперь на его ночном столике, заполняя его целиком. «Это часть обстановки, — вдохновенно подумал он, — я искусно провел операцию». И поскольку счастье никогда не приходит одно, он подумал о ноже, вынул его из кармана и открыл. «Я везучий!» Он купил его только накануне, но этот нож уже имел свою историю, он пронзил плоть двух самых дорогих для него людей. «Он чертовски хорошо режет», — подумал Борис.
Мимо прошла какая-то женщина и пристально посмотрела на Бориса. Она была просто потрясающе хорошо одета. Борис обернулся, чтобы увидеть ее со спины: она тоже обернулась, и они с симпатией поглядели друг на друга.
— Вот и я, — сказала Ивиш.
В руках у нее были два больших яблока. Она потерла одно о свой зад и, когда оно стало совсем блестящим, впилась в него зубами, протянув другое Борису.
— Нет, спасибо, — отказался Борис. — Я не хочу есть. Он добавил:
— Ты меня шокируешь.
— Почему?
— Ты вытираешь яблоки о зад.
— Чтобы до блеска.
— Посмотри на ту женщину, ту, которая уходит, — сказал Борис. — Я ей понравился.
Ивиш с добродушным видом жевала.
— Где? — спросила она с набитым ртом.
— Вон там, — сказал Борис, — сзади тебя.
Ивиш обернулась и подняла брови.
— Красивая, — спокойно признала она.
— Видела, какие на ней шмотки? Клянусь тебе, у меня обязательно будет такая женщина, из высшего света. Это должно быть потрясающе.
Ивиш смотрела на удаляющуюся женщину. В каждой руке у Ивиш было по яблоку, казалось, она ей их протягивает.
— Когда я от нее устану, то передам ее тебе, — великодушно сказал Борис. Ивиш укусила яблоко.
— Еще чего!
Она взяла его за руку и резко увлекла за собой. На другой стороне бульвара Монпарнас был японский магазин. Они пересекли мостовую и остановились у витрины.
— Посмотри на те маленькие бокалы, — сказала Ивиш.
— Это для саке, — пояснил Борис.
— Что это?
— Рисовая водка.
— Я их куплю и сделаю из них чайные чашки.
— Они слишком маленькие.
— А я буду наливать много раз подряд.
— Или все шесть сразу.
— Да! — восторженно согласилась Ивиш. — Передо мной будет шесть маленьких чашечек, и я буду пить то из одной, то из другой.
Она слегка отошла назад и сквозь зубы страстно выдохнула:
— Так бы и закупила всю лавку!
Борис порицал вкус сестры, ее любовь к подобным безделушкам. И все-таки он захотел войти в магазин, но Ивиш его удержала.
— Не сегодня. Пошли.
Они направились вверх по улице Данфер-Рошро, и Ивиш сказала:
— Чтобы иметь полную — до краев! — комнату таких маленьких штучек, я бы продалась какому-нибудь старику.
— Ты не сумеешь, — строго ответил Борис. — Это целое ремесло. Ему надо учиться.
Они шли медленно, это были минуты счастья; Ивиш определенно забыла об экзамене, она была весела. В подобные мгновения Борису казалось, что они составляют одно целое. На голубом фоне неба плыли белые курчавые облака; листва деревьев отяжелела от дождя, пахло дымом, как на главной деревенской улице.
— Я люблю такую погоду, — сказала Ивиш, принимаясь за другое яблоко. — Немного влажно, но не липко. И потом не режет глаза. Я чувствую, что могу пройти километров двадцать.
Борис незаметно удостоверился, есть ли поблизости кафе. Не было еще случая, чтобы Ивиш незамедлительно не захотела есть, когда она заговаривала о двадцатикилометровом пешем переходе.
Она посмотрела на Льва Бельфора [6] и восторженно воскликнула:
— Этот лев мне нравится! Он похож на колдуна.
— Гм! — хмыкнул Борис.
Он уважал вкусы сестры, даже если не разделял их. Впрочем, Матье однажды сказал Борису: «У вашей сестры дурной вкус, но это лучше, чем самый верный вкус: у нее органически дурной вкус». А раз так, то не стоило и спорить. Что до самого Бориса, то он скорее был восприимчив к красоте классической.
— Пойдем по бульвару Араго? — предложил Борис.
— А где он?
— Вон тот.
— Пойдем, — согласилась Ивиш, — он весь так и сияет. Они шли молча. Борис заметил, что сестра понемногу мрачнеет и начинает нервничать. Она шла, нарочно заплетая ногами.
Борис заметил, что сестра понемногу мрачнеет и начинает нервничать. Она шла, нарочно заплетая ногами.
«Сейчас начнется агония», — подумал он с покорным испугом. У Ивиш агония начиналась каждый раз, когда она ждала результатов экзамена. Он поднял глаза и увидел четырех рабочих: те шли им навстречу и, посмеиваясь, смотрели на них. Борис привык к этим смешкам, он смотрел на рабочих с симпатией. Ивиш опустила голову, делая вид, что не видит их. Поравнявшись с ними, молодые люди разделились: двое шли слева от Бориса, двое других — справа от Ивиш.