Среда обитания

Зубы скалят… Переговариваться начали:

— Здоровый таракан… без бляхи… не подданный, Свободный…

— Вроде как Охотник…

— И чего? Охотник не Охотник, а тут мы в своем праве!

— Много на нем понавешано… до мясца не добраться…

— Не пехтурь, штемп рогатый! Доберемся!

— Щель законопатим!

— К Паку его щель! Пусть потрясет обручем!

Я снял сумку с седла. Они придвинулись ближе. Их набежало уже десятков пять. Один, раскрашенный под манки, произнес:

— Ты с емовом, пехтура? С братьями Свободными поделишься?

Емово — монета на их жаргоне, а пехтура — враль или трепло. Никакого почтения к гостю, к брату Свободному! Ну, нет почтения, будет поучение.

Я ткнул раскрашенного протезом в брюхо и двумя пинками свалил на землю пару наглецов в передниках с изображением крыс. Сомневаюсь, что они их видели в натуре — проход на Арену недешев. Потом двинулся на толпу — кому по ребрам пришлось, кому в колено или в челюсть. Бил я, конечно, не в полный замах, чтобы костей не расшибить. Гниль подлесная, а тоже люди! И без монеты, так что ремонт в ГенКоне не для них.

Шмеля я оставил им. До сих пор не знаю, что они с ним сделали, может, покатались, а может, сожрали. Хотя биоты несъедобны.

Десяток за мной увязался, к лифтам, на цокольный уровень. В кабину полезли, крысиный корм! Восьмерых я вышвырнул, а двух девиц не тронул. Само собой, не одалиски, но ничего. Одна тощая, другая в теле и похожа на мою грудастую блондинку — ту, которую я сплавил пачкунам.

Поехали наверх. Хинган, как все разумные люди, живет под куполом, хотя в подлеске в этом смысла нет — ни фирм тут, ни подданных, ни войны. Мирное место, ежели не считать капсулей.

Мирное место, ежели не считать капсулей.

Едем. Девицы задницами вертят и улыбаются сладко. Потом грудастая молвит:

— Хочешь, таракан? — А тощая уже под передником шарит, ножик ищет или шило.

— Сколько? — спрашиваю.

— По банке «отпада». Мне и ей. — И подружке подмигивает — будь, мол, наготове.

— Одну на двоих, — говорю. — Пойдет?

— Пойдет. Не снять ли тебе обертки, таракан? А то свой инструмент не отыщешь.

— Сниму. Приедем к брату Хингану, и сниму. Хинган, он…

Договаривать не пришлось — они переглянулись, побледнели, грудастая остановила лифт, и только я их и видел. Поехал дальше в грустном одиночестве.

Зато на ярусе Хингана меня не ждали. Никаких засад, ни треска разрядников, ни воплей, ни запаха горелой плоти. Тишина, покой! «Все-таки жизнь в подлеске имеет свои преимущества», — думал я, шагая к его патменту.

Дверь отъехала в сторону, но я не двинулся с места, пока Хинган не поманил меня рукой. За дверью у него резак — такая штука вроде вентилятора с заточенными лопастями. Пятьсот оборотов в минуту и под напряжением, чтобы фарш не протух, а сразу поджарился.

Я вошел, и мы с Хинганом стукнулись браслетами. Потом — с Дамаском. Выглядели они неплохо — значит, успели отдохнуть. Дамаск в одном переднике, Хинган — в хламиде и с ожерельем на шее. Большое ожерелье, из крысиных клыков, и два — совсем свежих.

— Располагайся! — Хинган, с видом радушного хозяина, придвинул к столу тяжелое кресло. Кресла у него обтянуты крысиной кожей, пол застилают шкуры — когти, головы, стеклянные глаза, клыки, все, как полагается. На стенах — четыре черепа, тоже крысиных, и чучело манки. У потолка канат протянут с коллекцией хвостов, и к каждому пришпилена табличка — где убил, когда и при каких обстоятельствах. В общем, жилье у него уютное! И это только половина, есть еще второй такой же блок, и в нем Хинган хранит оружие и спит. По его словам, сон в арсенале глубок и крепок, как в юности в спальне инкубатора. Лучше всего ему спится у той стены, где висит огнемет.

Присев к столу, я принялся за ножки саранчи — жевал и глотал, а в промежутках описывал бой под дверью собственного патмента. Когда я перешел к грибному паштету и мидиям, Хинган прочистил горло, а Дамаск, разволновавшись, что-то вытолкнул из глотки, но получалось однообразное «хрр… брр… трр…»

— Он говорит, смываться надо, — пояснил Хинган. — Конечно, ты должен отдохнуть, но как отоспишься, уходим. Завтра, как ты сказал, не позже последней четверти, а лучше — в третью. Эри возьмем и этого ее придурка… В Отвалах безопаснее.

— Или мы ихх, или он-ни асс, — добавил Дамаск, совладав со своей глоткой. — Эт-та фирма иксс… Наддем и пусстим на компосс! Крр… Кррысам скоррмим!

Я поглощал банановый джем, слушая их с чувством искренней радости. Кто для Охотника ближе, чем партнер? Кто его поймет и утешит? Кто скажет нужные слова? Или мы их, или они нас… Лучше, конечно, чтобы мы… Найдем и пустим на компост! Крысам скормим!

Грибной паштет закончился, джем иссяк, когда заверещал мой обруч. «Конго», — понял я, прикоснулся к браслету, и хмурая рожа гранда СОС воздвиглась над столом. Она висела в воздухе, осматривая нас бесцветными глазами, будто последнее блюдо, которым завершилась трапеза.

— За что я плачу монеты? — наконец проскрипел Конго. — За то, что мой легат жрет мясных червей с двумя ублюдками?

— Не червей, а ножки саранчи, — поправил я. — Еще грибы с улитками, мидии и банановый джем.

— Тоже неплохо, — проронил Конго тоном ниже и вдруг рявкнул: — Где рапорт, легат?! Где информация?! Почему я узнал о твоем возвращении от комеса Нила?! А ты где был?! Жрал саранчу и улиток?!

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134