Щедрое предложение, очень щедрое! Однако был шанс не дожить до одалисок и эвтаназии.
Щедрое предложение, очень щедрое! Однако был шанс не дожить до одалисок и эвтаназии.
— Кроме того, ты остаешься легатом, — добавил Конго.
— Я уже легат.
— Временный! А будешь приравнен к наследственным, со всеми льготами и привилегиями. Ты ведь не откажешься от привилегий, Крит?
— Не откажусь, — подтвердил я, и мы ударили по рукам.
* * *
Сигналы тревоги застали меня в воздухе над Большой Ареной, темной и пустой в этот поздний час. Конфликт, к счастью, был локальный — видимо, Оружейный Союз решил слегка проучить стекольщиков, чтобы не лезли в их коммерцию и не натравливали ОБР. Картина, однако, была впечатляющей: бешеное мигание огней, предупреждающие транспаранты и оглушительный рев: «Не приближаться, очистить зону конфликта!» Ну и дальше, что положено: «Не покидайте патменты, сохраняйте спокойствие! Служба Охраны ОБР контролирует ситуацию!»
С этим делом у Конго все в порядке: сигналы еще не отзвучали, как надо мной, у самого купола, пронеслись тридцать или сорок скафов. Снизу они похожи на угловатые черные коробки с торчащими стволами стационарных разрядников и огнеметов. Но эти средства вразумления используют с оглядкой и в самых экстремальных случаях; обычно выпускают сонный газ и ослепляющие гранаты.
Рев смолк, мигающие огни угасли, и только вуали транспарантов все еще висели в воздухе, очерчивая зону конфликта полупрозрачными алыми лентами. Внизу воцарилась тишина, дорожки и переходы опустели, померкло сияние ратуши, зеленоватых стволов ГенКона и Криобанка, и даже Колонны Развлечений, быстро всосавшие с площади народ, казались поблекшими и удивительно молчаливыми. Впрочем, жизнь замерла лишь в Центре и его окрестностях — Мобург слишком огромен, чтобы битва у призматических стволов «Тригоны» могла взволновать кого-нибудь в средней части секторов. Тем более — в подлеске, у кольцевой дороги или на трейн-станциях.
Последовав совету Конго, я оглянулся, но на воздушных магистралях тоже было пустовато. Все разлетались с похвальной быстротой, огибая сигнальные транспаранты или вовсе не приближаясь к ним; несколько пчел под нами юркнули в Зеленый сектор, две авиетки спустились к цоколю ГенКона, десяток биотов, неразличимых за дальностью, скрылись в башнях на Красной площади, оса с ошалевшим наездником метнулась к куполу и пропала за жилой колонной. Пекси без всяких понуканий взял левее, чтоб пересечь узкий участок над Бирюзовым сектором; крылья его гудели ровно и мощно, обдавая меня потоком теплого воздуха.
— Не торопись, малыш, — сказал я, похлопав его по хитиновому загривку. — Не торопись, береги силы. Вдруг нам с тобой придется летать над Поверхностью?
Откинувшись в седле, я на мгновение зажмурился, вспоминая рассказы Дакара и воображая, как выглядят солнце, звезды, голубые небеса и прочие сказочные вещи. Все, что мне придется увидеть за двести монет в день, включая и загадочных пришельцев… В их реальность я не очень верил, но это не повод для нарушения контракта. Свои обязательства я выполняю. Сказано, залезть наверх и взять образцы — ну, так будет целый контейнер с образцами! Большой, не меньше раздаточного автомата! Там, на Поверхности, найдется, чем его набить…
Шок, охвативший меня во время встречи с Йорком, проходил, и, отодвинув подальше все необычное, странное, что содержалось в новом контракте, я размышлял над тем, как выполнить задачу. Само собой, не в одиночку — дело слишком серьезное, чтобы раскручивать его без опытных партнеров. Опытных, надежных и готовых хоть в воздуховод пролезть, чтобы заработать… Такие имеются на примете — Дамаск и, конечно, Хинган, но этого не хватит — для эффективных действий нужны как минимум две пары.
Лучше три… Я решил, что можно рассчитывать на Эри, и тут же лицо Дакара явилось предо мной — вместе с мыслью, что он, пожалуй, тоже пригодится. Если забыть о кое-каких непонятных моментах, о том, как и откуда взялся этот тип, он был единственным экспертом по Поверхности. Возможно, все его байки о древних городах и странах — чушь, но те подробности, с которыми он описывал растения, животных, нагромождения камней и водные потоки, леса и остальные детали ландшафта, были поистине удивительными! Не говоря уж об истории с тем двухголовым чудищем Мадейры…
Сверкнула беззвучная молния, затем седло внезапно накренилось, воздух ударил мне в лицо, жужжание шмеля затихло. В следующую секунду я осознал, что мы не летим, а падаем с почти километровой высоты, что ремни, которыми пояс пристегнут к седлу, натянуты до предела, что крылья Пекси не шевелятся и подо мною не живой биот, а мертвая груда хитина и инертной плоти. Мы падали в сеть рядом с алой вуалью транспаранта, скрывавшей многогранники «Тригоны» от купола до приблизительно двухсотых ярусов, и я не видел, что на этих уровнях творится. Зато внизу, под переходом, на террасах и у основания колонн, шла резня, сверкали молнии ручных разрядников и вспышки ослепляющих гранат. Между ними, словно в танце, кружились, прыгали и падали фигурки в белой и багряной униформе. Белый — цвет «Тригоны» и других компаний Армстекла, красный, пурпурный, багряный — Оружейного Союза… Белых, похоже, одолевали.