Кто это сказал? Кажется, Эри… Или Крит?..
Потом раздался голос Мадейры:
— Я тоже плачу… плачу от ужаса, от потрясения… Так внезапно все случилось, так неожиданно… выход на Поверхность, смерть Дамаска и этот… этот чудовищный монстр…
Дакар очнулся и твердым голосом произнес:
— Это не монстр, а человек, настоящий человек. Монстры — это мы! Точнее, монстрики… Крошечные козявки, которым тут нечего делать, ибо Поверхность не для нас. Наше место — там, в земле, под куполами… Там можно существовать в безопасности, есть мясных червей и развлекаться охотой на крыс. На крыс, на жутких чудищ! Подумать только! Раньше любую я раздавил бы башмаком!
Теперь молчали они, не в силах понять его мыслей и слов. Он вдруг подумал, что отделен от спутников не только странным появлением в их мире, но и тем, что был когда-то человеком. Существом, созвучным Мирозданию и породившей его природе, не слишком большим, но и отнюдь не маленьким, гораздо меньше, чем холм или скала, но больше, чем муравей или мошка. Вполне подходящие размеры, чтоб раздавить муравья или снести к дьяволу холм, одной лопатой, без бульдозера! Чтоб прокопать каналы, воздвигнуть пирамиды и пересечь любые океаны и моря! Помня об этом, он обладал как бы двойным видением, происходившим от чувств и разума: чувства говорили, что он находится у стометровой пропасти и смотрит на тело великанши, подобное горе; разум утверждал, что устье колодца высотою в метр, а под стеной лежит юная девушка. От этого можно было сойти с ума!
Возможно, так бы и случилось, если бы он был один.
— Ты, умник! — раздался резкий голос Хингана. — Ты, прах отвальный, наш эксперт, так проведи экспертизу и объясни, что тут случилось и почему погиб Дамаск. Объясни! Только понятно!
Он объяснил. Затем, обежав взглядом их недоверчивые лица, выдавил мрачную усмешку и повернулся к Криту:
— Кажется, ты хотел взять образец? Не надорвемся, затаскивая труп девушки в машину? Или, может быть, отрежем у нее палец?
Мадейра смущенно кашлянул.
— Нет необходимости, Дакар, не говоря уж о том, что это было бы жестоко… Я все снял на голокамеру. — Блюбразер оглянулся, словно проверяя, не хочет ли кто-нибудь что-то спросить, и, выждав пару секунд, продолжил: — Вы знаете, что делало здесь это существо? Чем занималось и почему убило Дамаска?
— Могу представить. — Судорожно вздохнув, он показал на купол, переливавшийся яркими красками. — Это их бог, бог племени, к которому принадлежала девушка. Может быть, не бог, а демон… В общем, непонятное для дикарей явление, такое же, как солнце, звезды или молния в грозу. Богам и демонам приносят жертвы и строят алтари. Взгляните, сколько тут камней, осколков стекла и ржавого железа! Если покопаться, найдем и медь, и бронзу, и латунь… Это приношения. Их полагалось бросать в колодец, и силовой экран, их бог, давал ответ вспышками пламени. Я думаю, по ним гадали, и девушка была кем-то вроде жрицы-прорицательницы. Она выполняла священный обряд, а мы… мы ее убили.
— Она раздавила Дамаска! — с гневом выкрикнул Хинган.
— Думаешь, она понимала, что делает? Дамаск для нее был странным насекомым, жучком, ужалившим ее пальцы. Ей и всему ее племени трудно понять, кто мы такие. Думаю, даже невозможно… — Он оглядел своих спутников и усмехнулся. — Мы слишком малы и ничтожны, чтобы претендовать на роль богов, хотя у нас есть бластеры и огнеметы.
За демонов, впрочем, сойдем… за маленьких злобных демонов, явившихся из-под земли.
— Не унижай себя и нас, партнер, — промолвил Крит. — Мы — люди! Может быть, ты прав, и наши предки-великаны выстроили купола, соединили их тоннелями, наполнили Хранилища, а после превратились в крошек, в таких, как мы сейчас. Возможно! Не хочу гадать, какие у них были основания, чтобы совершить все это и навсегда уйти с Поверхности. Но людьми-то они остались! И мы тоже. А там, — Охотник посмотрел вниз, — там то ли человек, то ли огромный манки. Дикарь, который складывает мусор в кучу и украшает ее листьями.
— Это не листья, это птичьи перья, — устало возразил он и сел на краю пропасти, скрестив ноги. «Бесполезно спорить, — мелькнула мысль, — они не понимают, что с ними сотворили. Крит, разумеется, прав: не только рост и вес делают человека человеком. Но размеры — фактор приспособления к среде, и если они изменились столь радикальным образом, прежняя среда становится недоступной и, значит, необходима новая, искусственная. Но может ли она сравниться с той, которую отвергли? С Поверхностью — то есть с природой, со Вселенной, с Мирозданием? Нет, конечно, нет! Она безопаснее, но беднее и не содержит стимулов к развитию, а потому неизбежны стагнация, упадок и регресс». Он вспомнил Парагвая и других танкистов-хоккеистов и мрачно скривился. Пожалуй, регресс уже налицо!
Мадейра присел рядом, стараясь не смотреть на мертвую девушку.
— Как вы полагаете, Дакар, ее соплеменники будут мстить?
— Не думаю. Они решат, что на нее обрушился гнев богов. Что до нас… нас они просто не заметят, если не будем слишком высовываться.
— А… а другие? Другие существа, не люди?
— Для многих из них мы представляем лакомую добычу. Для комаров и муравьев, клопов и головастиков. Еще для птиц, собак и кошек. Панцирь, может, и не раскусят, но нам от этого не легче — сглотнут целиком.