Среда обитания

Вокзал… здесь должен быть вокзал! Рельсы и поезда между бетонными платформами, оштукатуренные каменные стены, стеклянные двери, лотки с мороженым и лимонадом, носильщики с тележками, люди с вещами… Много людей, сотни, тысячи! Прямо сразу за платформами — главный зал, длинный, высокий и просторный, за ним — зал поменьше, с выходом на площадь Восстания… Слева — вход в метро, вертушки-автоматы для жетонов, эскалаторы… Десять минут до Технологического, пересадка, двадцать минут до Купчино… Сумку бы только не забыть, сумку с лекарствами, едой и, вероятно, деньгами… Где она, эта чертова сумка?

— Выходите, дем! — раздался резкий приказ, и он вскинул голову.

Человек. Мужчина. Крепкий, рослый. Одет в серебристое, блестящее, у плеч и шеи — зеркальные щитки. На лице — серебряная маска, или, быть может, кожа окрашена в серебряный цвет. Позади, в нескольких шагах, — еще один, точно в таком же снаряжении. Свет играет на блестящей ткани, слепит глаза, контуры фигур расплываются, физиономии — словно огромные капли ртути…

Он поднялся, перешагнул узкую щель между полом вагона и перроном, замер, уставившись в лицо серебряного. Стена за его спиной с тихим шелестом сомкнулась.

— Сумка… моя сумка…

— Какая сумка? — Голос мужчины был повелительным, отрывистым.

— Моя. В ней лекарство…

— Зачем?

— Я… я болен… Почки, нефропатия… — Словно желая убедить собеседника, он наклонился и приложил ладонь к пояснице.

— Такой болезни нет, — произнес серебряный и посмотрел на своего напарника: — Верно я говорю, Арал?

— Верно, Гаити. Никогда не слышал про больные почки.

Человек по имени Гаити, сверкнув щитками на плечах, снова повернулся к приехавшему:

— Отправляйтесь, дем, домой. В каком секторе живете? Номер вашего ствола?

— Ствол? Сектор? — тупо повторил он. — Я живу в Купчино, Дунайский проспект, номер дома…

— Чтоб мне купол на башку свалился! — перебил второй серебряный. — Заговаривается дем! Проверь-ка его, Гаити.

Гаити вытянул руку с раскрытой ладонью, в которой поблескивал молочно-белый диск, соединенный с широким обручем на запястье. Приехавший заметил, что его собственное предплечье охватывает похожий браслет с небольшим, размером с сигаретную пачку матовым экранчиком. Диск коснулся браслета на его руке, стремительно заплясали и промелькнули какие-то символы, потом серебряный сухо вымолвил:

— Дакар, потомственный инвертор Лиги Развлечений. Живет в Лиловом секторе, ствол 3073, ярус 112, патмент «Эри». Прибыл в Мобург из Пэрза. Постоянный местный житель.

— Что? Откуда прибыл? — Покачнувшись, приехавший отступил к вагону и прижался спиной к гладкой выпуклой поверхности.

— Отойди от трейна! — рявкнул Гаити, хватая его за плечо. — Из Пэрза ты прибыл, дем, из Пэрза! А здесь — Мобург! Соображаешь?

— Нет. Что я делал в этом Пэрзе?

— Должно быть, мясных червей жрал. — Губы второго серебряного растянулись в ухмылке. — Хорошие в Пэрзе червячки! Понравились, дем Дакар?

— Я не Дакар. Меня зовут… — Он наморщил лоб в мучительном усилии, посмотрел на лица мужчин, покрытые блестящей амальгамой, и выдохнул: — Павел… меня зовут Павел! Я не инвертор, я писатель из Петербурга. Я…

В голове у него слегка прояснилось. Он еще не мог понять, как очутился в поезде, куда уехал и зачем и почему, вернувшись, попал в это странное место. Такие вопросы пока представлялись чередой загадок, столь же неясных, как исчезнувшая сумка и отсутствие лекарств. Но имя свое он вспомнил. Имя, отчество, фамилию, литературный псевдоним — все, что было в документах. А документы — паспорт и членский билет Союза писателей — лежали в бумажнике, во внутреннем кармане пиджака. Пожалуй, самое время их предъявить…

Снова, как тогда в поезде, он начал шарить по груди, пытаясь добраться до кармана, и вдруг заметил, что облачен не в пиджак, а в некое подобие свитера.

Я…

В голове у него слегка прояснилось. Он еще не мог понять, как очутился в поезде, куда уехал и зачем и почему, вернувшись, попал в это странное место. Такие вопросы пока представлялись чередой загадок, столь же неясных, как исчезнувшая сумка и отсутствие лекарств. Но имя свое он вспомнил. Имя, отчество, фамилию, литературный псевдоним — все, что было в документах. А документы — паспорт и членский билет Союза писателей — лежали в бумажнике, во внутреннем кармане пиджака. Пожалуй, самое время их предъявить…

Снова, как тогда в поезде, он начал шарить по груди, пытаясь добраться до кармана, и вдруг заметил, что облачен не в пиджак, а в некое подобие свитера. Ткань тонкая, шелковистая, и под ней — ни майки, ни рубашки. Вместо костюмных брюк с наглаженными стрелками — облегающие синие рейтузы, на ногах — сапожки, легкие, почти невесомые. А кроме того — браслет с экраном на левой руке. Красивая штука, но совершенно непонятная…

В смущении он пробормотал:

— Это не моя одежда… точно, не моя… И сумки нет… ни сумки, ни лекарств, ни документов… Где я? Куда я попал? Что здесь за город? Петербург?

Серебряные переглянулись.

— Гарбич, Гаити, — произнес второй, которого звали Аралом. — Вроде бы тихий он, неоттопыренный, а не пойму, партнер, о чем толкует. Считай гарбич, а я медиков вызову — думаю, это по их части. Ну, а буянить примется, газа дай понюхать. Газ, он хорошо успокаивает.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134