С минуту он прикидывал, был ли обмен справедливым.
Глубоко втянув воздух, он коснулся обнаженной груди, потом живота: кожа была гладкой, мышцы — сильными, упругими. Молодость, здоровье… То, что не ценишь, пока имеешь, и что не купишь за любые деньги… Может быть, это дается в обмен? За то, что теряешь, перебираясь в чужое тело?
С минуту он прикидывал, был ли обмен справедливым. Пожалуй, нет; он мог еще смириться с мыслью, что выпал из своей эпохи и не вернется в нее никогда, но память о жене и сыне терзала душу раскаленными клещами. Будь они с ним, он, наверно, согласился бы обменяться… Была б его воля, он забрал бы их с собой, обоих или хотя бы жену… Она должна быть с ним… она, не Эри и не та другая девушка, что прячется в хрустальном саркофаге… такая странная…
Любопытство победило боль. Он потихоньку сполз с ложа, собираясь одеться и провести кое-какие изыскания, но Эри зашевелилась, открыла глаза и села, скрестив голые ноги. Воспоминания о минувшей ночи нахлынули на него, заставив покраснеть.
Эри закинула руки за голову, потянулась.
— Давно проснулся, Дакар?
— Нет.
Секунду они смотрели друг на друга. Глаза у Эри были синими, волосы цвета золотой соломы падали на грудь. «Красиво, но не то», — подумал он. Ему нравились шатенки с карими глазами, такие, как его жена.
Губы девушки дрогнули.
— Что с тобой, Дакар?
— Я не Дакар, я Павел, — тихо произнес он. — Я же тебе говорил.
— Говорил, перед тем как мы уснули. Странное имя… Ты хочешь, чтобы я так тебя звала?
— Я хочу выпить. Чего-нибудь покрепче.
Грациозно соскользнув на пол, она направилась к холодильнику, сдвинула панель. Эри была нагой, и он мог убедиться в том, что уже знали его руки: крупная сильная женщина с точеной фигурой, широкими бедрами и полной грудью. Валькирия! Таких он всегда побаивался, предпочитая маленьких, изящных, хрупких. Но у Дакара, вероятно, были другие вкусы.
— Здесь только сок и оттопыровка, — сказала Эри, заглядывая в холодильник. — Хочешь вина?
— Да.
Она что-то сделала, куда-то нажала или ткнула пальцами. Раздался тихий звон, и тут же, зашелестев, выдвинулся прозрачный контейнер с небольшим цилиндром.
— Держи!
Он поймал цилиндрик и с любопытством осмотрел его. Поменьше стакана, темно-зеленый и блестящий, с изображением ветви и надписью «Хика-Фрукты». На торце нарисована слива, и рядом с ней — углубление, будто для пальца. Надавив, он почувствовал, как рвется тонкая пленка, затем поднес сосуд ко рту и выпил.
— Это вино? — Напиток был слабее шампанского. — Сколько в нем градусов, Эри?
Она уже сидела рядом, хмурясь и покачивая светловолосой головой.
— Шутишь, дем инвертор? Какие, к Паку, градусы? И почему в вине? Там, насколько мне известно, сахар, сок и спирт.
— Спирта не долили, — усмехнулся он. Потом, собравшись с духом, взял ее за руки и вымолвил: — Послушай, Эри… только не перебивай… Я должен кое-что тебе сказать… что-то очень важное…
Конечно, она перебила. Ночью он выяснил, что Эри — девушка темпераментная, к тому же женщины во все времена одинаковы.
— Важное? Важное, значит! — Ее глаза сверкнули подозрением. — И что же такое ты хочешь мне сказать? Бросить меня собираешься, манки отвальный? Чтоб с куклой развлекаться? С той дрянью…
Он закрыл ей рот поцелуем.
— И что же такое ты хочешь мне сказать? Бросить меня собираешься, манки отвальный? Чтоб с куклой развлекаться? С той дрянью…
Он закрыл ей рот поцелуем. Эри, кажется, опешила. Яростный блеск зрачков погас, девушка придвинулась поближе, обняла его за шею. Целоваться она умела.
— Ну… вот… — выдохнул он через минуту. — Видишь, я не хочу тебя бросать. Прежде всего ты очень милая… ну, и еще — если бы я с тобой расстался, это было бы катастрофой. Для меня.
— Даже так? — Эри удивленно моргнула. — Почему?
— Потому что ты очаровательная женщина и ценный источник информации. Видишь ли, солнышко, я знать не знаю, что такое кукла и отвальный манки. Я не смогу открыть дверь в эту комнату, сесть в лифт или заказать вина. Я не умею пользоваться этими штуками. — Он кивнул на их браслеты, валявшиеся в кресле вместе с одеждой. — Правда, вчера я научился пускать душ и общаться с твоим фантомом… с синтетом… Надеюсь, ты меня научишь остальному?
Рот Эри приоткрылся, глаза округлились.
— Ты… ты смеешься надо мной, Дакар?
— Павел, — мягко поправил он. — Дакара больше нет, моя хорошая. Остались от него какие-то инстинкты в подсознании, осталась речь и, может быть, условные рефлексы и привычки… ну, еще это тело, конечно. Но разум тут другой. — Он прикоснулся ко лбу. — Разум, память, знания, душа… Они принадлежат другому человеку. Мне, Павлу Лонгину.
Девушка начала бледнеть. Кровь отхлынула от ее щек, глаза распахнулись еще шире, пальцы сжались в кулаки. «Крепкие кулачки, ничего не скажешь, — отметил он. — Интересно, чем занимается Эри? Тело литое, словно у поклонницы бодибилдинга…»
— Ты ездил в Пэрз, и там с тобой что-то случилось, — хрипло промолвила она. — Что-то нехорошее… Случалось ведь прежде, после «шамановки» и «отпада»… Может быть, тебя убили, а потом клонировали?.. Бред, что я говорю… ты ведь не безмозглый! Ты разговариваешь и даже… — Бросив взгляд на смятую постель, Эри схватила его за плечи и встряхнула. — Что случилось в Пэрзе? Говори!