«Меморандум» Поля Брессона,
Доктрина Седьмая
Все стремительно сжималось, уменьшалось, стягивалось, проваливалось от поверхности в глубину и застывало в той же форме, но в другом размере — миниатюрном, малом, крохотном или хотя и большом, но несоизмеримом с прежними габаритами. Город-купол: десять километров под Поверхностью, сто в диаметре и километр высотой… На самом деле полость под стометровой толщей, диаметр — не больше километра, а высота такая, как скромный трехэтажный дом. Керуленова Яма — подземная каверна небольшой величины, а щебень в ней — не щебень вовсе, а песок. Трейн-тоннель — руку не просунешь, вагон — немного сплющенный футляр для чертежей, скаф — ученический пенал, гиганты-джайнты — гномы ростом по пятнадцать сантиметров, а люди — от полутора до двух, если считать, что масштаб преобразования примерно составляет сотню. Не карлики, даже не лилипуты, а пигмеи, нечто совсем микроскопическое, способное летать на осах, пчелах и шмелях и одеваться в шелк из паутины… Вот осы, пчелы и шмели остались прежними, настоящими, так же как крысы, черви и другие твари, — может быть, немного больше или меньше, если их подвергли реконструкции в ГенКоне…
Осознавая свою ничтожность, он смотрел на тело мертвой девушки, лежавшее под стеной, что окаймляла колодец, — невысокой стенкой, всего лишь в метр.
Когда-то сюда подгоняли машины с металлом и стеклом и сваливали в шахту, на переработку; в другие шахты спускали другое сырье, материлы, полуфабрикаты, жидкие и твердые, все, что могло понадобиться в новосотворенном мире, чтобы обеспечить процветание и жизнь на целую геологическую эру. Потребности крохотных существ были так малы в сравнении с ресурсами земной цивилизации! Если редуцировать линейные размеры на два порядка, то масса и объем уменьшатся на шесть, и в новом масштабе тонна металла станет миллионом тонн, литр воды наполнит бассейн, ведро — целое озеро, а яблоком можно накормить сто тысяч любителей фруктов. Он понимал, что это означает: для крошек, обитавших в куполах, Земля была просторнее в сто раз и в миллион — богаче.
Но люди — настоящие люди, такие, каким он был когда-то, — все же сохранились. Миниатюризация с последующим переселением под землю не могла быть тотальной — были на планете племена в местах заброшенных и диких, в лесах Амазонки и Конго, в пустынях Австралии и Африки, на Огненной Земле и Андаманских островах. Бушмены, алеуты, индейцы, папуасы… Возможно, в цивилизованных странах тоже не всякий хотел превратиться в пигмея? И от них, от этих забытых народов или несогласных бунтарей, произошло нынешнее человечество, наверняка немногочисленное и пребывающее в эпохе варварства.
Со стены он мог окинуть взглядом лицо и фигуру убитой. Кожа смуглая, но черты, безусловно, европейские — прямой нос, тонкие губы, светлые волосы. Глаза серые… Вернее, один глаз — на месте другого зияла черная обугленная яма, след от удара излучателей. Меховой плащ с капюшоном, в который она куталась, несмотря на теплую погоду, сейчас распахнулся. Под этим примитивным одеянием девушка была почти нагой: набедренная повязка и ремень на талии, грубые кожаные мокасины, два или три ожерелья из птичьих перьев, костей и раковин на шее. Ее лицо и тело были раскрашены: желтые охряные круги вокруг грудей и глаз, белые косые полосы на ребрах, плечах и щеках. Похоже, что здесь, у колодца, она выполняла какой-то обряд — может быть, считалась колдуньей в своем первобытном племени.
Потрясенный открывшейся истиной, он не заметил, как подошли его спутники. Все четверо, даже неустрашимый Крит, столпились за ним плотной кучкой; он был сейчас словно стена, которая отделяла их от реальности. Эри положила руку на его плечо, и, ощутив ее прикосновение, он вздрогнул и поднял глаза к небесам.
Он молился. Не веря ни в бога, ни в дьявола, он все же молился, сам не ведая кому. Он молился за крошечный мирок пигмеев, упрятанный в недра земли, за людей, изменивших себя, изуродовавших человеческое естество и превратившихся в насекомых, он просил, чтобы ошибки их были прощены и забыты. Чтобы они каким-то чудом, собственным ли разумением или волей Всемогущего Творца, снова превратились в прежних, в тех людей, что населяли Землю тысячелетиями, или исчезли вовсе, погибли и сгинули, как погибают муравьи в залитой отравой муравейнике. Исчезли, уступив планету тем, кто сохранил человеческий облик. Не этой девушке — ибо мертвым ничего не нужно, но ее сородичам. Сегодня — варварам и дикарям, а завтра…
Осторожно отодвинув Эри, Крит стиснул его локоть:
— Ты говорил о женщине или девушке… Что это значит, партнер? Ты можешь объяснить?
Он молчал, будто придавленный к земле грузом своего открытия. По его щекам струились слезы.
— Ты плачешь, Дакар? Почему?
Кто это сказал? Кажется, Эри… Или Крит?..
Потом раздался голос Мадейры:
— Я тоже плачу… плачу от ужаса, от потрясения… Так внезапно все случилось, так неожиданно… выход на Поверхность, смерть Дамаска и этот… этот чудовищный монстр…
Дакар очнулся и твердым голосом произнес:
— Это не монстр, а человек, настоящий человек.
— Ты плачешь, Дакар? Почему?