— Для охраны. Штреки и Отвалы — место небезопасное.
Он поднялся, помассировал поясницу и протянул руку Эри.
— Благодарю вас за беседу, дем Мадейра. Мы, наверное, пойдем… хватит для первого случая. Позвольте только спросить: отчего бы вам не выбраться на Поверхность и не взглянуть своими глазами на синее небо, солнце, звезды и луну, дикие деревья и остальные чудеса? Залезть наверх и посмотреть… Чего уж проще? Или это запрещается?
— Нет. Но… — Мадейра в смущении отвел глаза, потом забормотал, стараясь не смотреть на них с Эри: — Сказать легко, сделать трудно, дем Дакар. Наши сведения о Поверхности отрывочны и противоречивы, мы не знаем, что там ждет. Возможно, солнце ослепит нас, или мы погибнем от звездного света, задохнемся в воде, свалимся в пропасть, станем добычей чудовищ вроде того двухголового монстра… Мы не знаем и потому боимся… Боимся!.. Надеюсь, это не вызовет у вас презрения?
— Агорафобия, — произнес он, покачивая головой, — явная агорафобия… Нет, дем Мадейра, я никого не презираю, ни вас, ни ваших коллег и товарищей. Скажу вам больше — ваши страхи мне понятны, и сам я испытал такой же ужас, очутившись здесь. Все незнакомо, непонятно, все пугает… даже Эри… — Он слабо улыбнулся, обнял девушку, подумал и сказал: — Если бы мне захотелось подняться на Поверхность, вы пошли бы со мной?
Шрам на лице блюбразера побледнел, но он не колебался ни секунды.
— Пошел бы! До победного конца!
— До победного! — В прощальном жесте звонко лязгнули браслеты, и он направился к выходу, повторяя: — Значит, до победного… Значит, броня еще крепка и танки наши быстры…
* * *
Когда они вышли из прохода, ведущего к логову блюбразеров, Эри вдруг остановилась и спросила:
— Ты серьезно говорил? Насчет Поверхности?
— Серьезней некуда.
Здесь теснота, тоска и духота, — он оглядел Тоннель, заполненный людьми, — а там простор и ветер, лес и свежий воздух… Пусть развалины, пусть без людей, так хоть под соснами прогуляюсь! И заодно узнаю, на каком я свете… то есть в каком времени.
— Чтоб тебе купол рухнул на голову! Хочешь удрать от меня?
Он ухмыльнулся.
— Что я, червяков объелся? Удрать от такой красавицы! От личного телохранителя! Нет, милая, я возьму тебя с собой. Непременно! Пойдешь? Сложим избушку с печкой, дров нарубим, огород вскопаем и будем жить, как Адам с Евой в раю — отставной инвертор да Свободная Охотница…
Эри фыркнула, но, кажется, успокоилась. Схватила его за руку, потянула к толпе:
— Пойдем, инвертор!
— Погоди, солнышко, дай осмотреться. Это к Мадейре проход, а дальше — к носатому Африке, который кормит червяками… А что за ним?
— Винная лавка Факаофо. Нет, туда мы не пойдем! Хватит с тебя пузыря на сегодня!
— А я и не собирался. Напротив что?
— Допинг «У блохи» и шопы, где торгуют всякой древней рухлядью. Еще агентство «Восемь с половиной», посредники по найму, контракты оформляют для бойцов. Узкая щель, где огнеметы развешаны… Видишь?
— Вижу, но не понимаю. Почему «Восемь с половиной»?
— Процент такой берут. За посредничество.
— А другие?
— Что — другие?
— Сколько положено отдать другим?
— От десяти до пятнадцати.
— Так почему к ним нет очереди, если у них берут меньше?
Сердито сверкнув глазами, Эри подтолкнула его и повлекла вдоль стен Тоннеля, изрезанных нишами и проходами.
— Почему, почему… Работу предлагают мерзкую! Не работа, а крысиный корм!
— Бесплатных пирожных не бывает, — буркнул он и резко притормозил у очередного ответвления. Вход в него обрамляла арка в форме лиры с голографической завесой из серебристых струн, за ней просвечивала лестница, а из глубины прохода поочередно доносились вопли и ритмичное бормотание.
— А здесь что такое?
— «Подвал танкиста», — сообщила Эри. — Ваши придурочные собираются, из Лиги. Инверторы, танкисты с хоккеистами и диззи.
— Раз наши, давай зайдем. — Он обнял девушку за талию и попытался направить к лестнице, но Эри упиралась. — Зайдем, солнышко, а? Любопытно ведь — танкисты с хоккеистами! Еще и диззи! Сроду не водил компании с такими!
— Вот что, Дакар… то есть Павел… — начала Эри, но он перебил ее, по-прежнему оттесняя к лестнице:
— Ты, милая, больше не напрягайся, зови меня Дакаром, как привыкла. Прав твой Крит-Охотник, прав… Это там я был Павлом, Павлом Сергеевичем Лонгиным, ученым и писателем, а здесь — не по Сеньке шапка, здесь я Дакар, инвертор с прибабахом. Дакар, и все тут… — Эри, похоже, растаяла и сделала первый шаг к ступенькам. Он потащил ее вниз, бормоча: — Дакар, Мадейра, Крит… не имена у вас, а сплошная топонимика… озера, острова да города… Ну, со своим уставом в чужой монастырь не суются…
— Вот что, Дакар, — строго промолвила Эри, — возьмем «стук-бряк», и никакой «веселухи» или «отпада»! Ты сегодня уже приложился к пузырю, побуянил!
— С горя, милая, с печали и тоски… А про «веселуху» вашу я ничего не знаю.
Он потащил ее вниз, бормоча: — Дакар, Мадейра, Крит… не имена у вас, а сплошная топонимика… озера, острова да города… Ну, со своим уставом в чужой монастырь не суются…
— Вот что, Дакар, — строго промолвила Эри, — возьмем «стук-бряк», и никакой «веселухи» или «отпада»! Ты сегодня уже приложился к пузырю, побуянил!