Но внутри были не кресла, а крохотная кабинка, засыпанная грунтом по колено. Ее передняя часть была разбита каменными глыбами, но все же им удалось разглядеть два огромных конуса с режущими лопастями, за ними — агрегат под прочным кожухом и трубы, которые тянулись от него в корму машины. В крышке агрегата имелась панель с экраном и клавишами, а больше — ничего, ни сиденья, ни рычагов, ни рукоятей, ни педалей.
— Странный механизм, — произнес Охотник, сдвигая очки на лоб. — Похоже, люди тут лишние. Как думаешь, Дакар?
Он поглядел на конусы и трубы, тянувшиеся по обеим сторонам кабины, на выпуклый горб кожуха и панель с экраном. Ему не приходилось видеть подобных машин, но догадаться об их назначении было несложно. Описывали, и не раз — конечно, не в инструкциях и учебниках, а в фантастических романах.
— Это горно-проходческий комбайн, — сказал он. — Вернее, подземоход-бурильщик на полной автоматике. Здесь, наверное, компьютер… — Его рука осторожно коснулась панели. — Программируется маршрут, конусы режут породу, она подается в этот агрегат, и что-то с ней происходит — не знаю, измельчение, разложение, испарение… То, что получилось, идет по трубам и выбрасывается через дюзы. — Он помолчал и добавил: — Хотелось бы мне знать, какой тут источник энергии. Чудесная, должно быть, вещь!
Крит раскрыл комбинезон под челюстью, сунул руку, почесался с сосредоточенным видом.
— Считаешь, это механизм Эры Взлета? В твои времена такие были?
— Нет. Их только воображали и описывали в книгах. И вот еще что… — Он призадумался, морща лоб и поглаживая затылок. — Кроме штрека, которым мы прошли, есть и другие, ведущие к Яме?
— Да, разумеется. Больше десятка.
— Думаю, их проложили такие же машины. — Он стукнул пальцем по кожуху. — И думаю, что в месте, где теперь Яма, была природная полость, и тоннели шли над ней. Когда сверлили очередную дырку, огромный пласт породы со всеми готовыми штреками рухнул, и получилось то, что наблюдается теперь. Этот бурильщик завалило, место признали неудачным для прокладки тоннелей и начали копать в других направлениях. Обвалы, думаю, бывали не только в Мобурге… Есть где-нибудь еще такие ямины?
— Есть, — с энтузиазмом отозвался Охотник, — есть! В Сабире, Фрисе, Паге, Норке… А ты молодец, партнер, соображаешь! Получается, что Штреки — это тоннели для трейна… копали, значит, в неподходящих местах, и бросили… Однако не многовато ли их? Где полтора десятка, где два, где три, а в Хике, я слышал, сорок четыре.
И как ты это объяснишь?
— Исследовали подземные пласты, обкатывали технику, проверяли на конкретных породах — они ведь разные в каждом регионе… Да мало ли что еще! — Он махнул рукой. — Меня другое занимает, Крит. Эти ваши трейн-тоннели тянутся на километры и километры, идут под океанским дном, под материками, горами, пустынями, соединяют восемь сотен городов… Поразительно! Поразительно и потрясающе! Я не мог понять, как это сделано, какую применяли технологию, причем на такой огромной глубине! Теперь мне ясно. — Он оглядел маленькую кабину и повторил: — Ясно! Трудились такие бурильщики-роботы для прокладки тоннелей, и было их, вероятно, тысячи… Но какой труд! Какой титанический труд!
Они выбрались из тесной кабинки, пересекли осыпь и через четверть часа обнаружили тропу. Поднимаясь по ней вслед за Критом, он думал о машине, захороненной в земле, о множестве таких машин, создавших Новый Мир, все эти полости для городов, тоннели, колодцы воздуховодов, Штреки и Отвалы. Где они теперь? Погребены, как эта, под тоннами глины и песка? Или разобраны и переплавлены? Или сохранились в каком-то тайном месте, стоят и ждут сигнала? Наверняка забытые… Если б о них знали и помнили, не было бы и проблемы, как достичь Поверхности…
Тропа вывела их к скальной плите, ровной и довольно протяженной, которую Крит назвал Плоским Карнизом. Тоннель, ведущий дальше в земные недра, был вырублен словно вчера: овальный, пять метров в ширину, три — в высоту, с гладкой поверхностью, почти не заросший лишайниками и мхами. Тоннель шел в прочной базальтовой породе, черной, как ночь, но в бинокулярах она представлялась буровато-серой. Воздух был не такой затхлый, как в Яме, и даже повеяло свежестью — видно, они приближались к обширному источнику воды.
Крит заметно расслабился и позволил Дакару идти не в арьергарде, а рядом.
— Тут безопасно. Большая влажность, а крысы и манки этого не любят. Два шага до Ледяных Ключей.
— Почему их так назвали? Ты знаешь, что такое лед?
Охотник надел на лицо усмешку — словно маску натянул.
— Почему площадь в городе Смольная, а другая — Сенная? Лишенные смысла вопросы! Назвали, и все… У предков была богатая фантазия.
— Не в фантазии дело, — возразил он. — Лед — это замерзшая вода, ледяной ключ — значит, очень холодный. На Сенной площади в Петербурге когда-то торговали сеном, кормом для лошадей, а Смольная названа так потому, что…
Крит поморщился.
— Прибереги свой пыл для Мадейры и его приятелей. И не зевай! Нам еще через Ключи перебираться… вернее, под ними.
Вскоре они очутились в длинной естественной полости, прорезанной в слоях базальта стремительным потоком. Холод тут был и в самом деле ледяной; вода выплескивалась мощными струями из расселин в правой стене, падала вниз с высоты небоскреба и, грохоча, убегала в темноту. Русло неширокое, зато течение быстрое. «Не перебраться, унесет!» — подумал он, с опаской присматриваясь к этой подземной реке. Но Крит не собирался лезть в ее холодные пучины, а повел его к самой скале, к расселинам, откуда били струи водопада. Там обнаружилась дорога — узкий и скользкий карниз за пологом воды, который они миновали шаг за шагом, связавшись веревкой, под светом шаров, подвешенных Критом в воздухе. Этот последний подвиг поглотил остатки его энергии, и, оказавшись в коридоре, таком же ровном и гладком, как тот, что тянулся от Ямы к Ключам, он уронил потяжелевший разрядник и чуть не рухнул на пол.