Десятник вновь заколебался: в таверне не менее тридцати моряков, полностью разделяющих взгляды обладателя шрама, вооруженных, в грош не ставящих городскую стражу…
Но тут один из солдат заметил Нила: трудно было его не заметить!
— Там, там! — заорал солдат, тыча пальцем.
Нил хотел встать, но Хихарра удержал его:
— Сиди, борец. Без тебя обойдется. Дай и другим побыть героями!
И Нил остался сидеть.
Десятник тоже увидел Нила, и радость сделала его лицо еще менее симпатичным.
— Слово Великого Ангана! — заорал он и выхватил меч.
Одновременно десятки прямых клинков и волнистых лезвий конгайских криссов покинули ножны.
Человек со шрамом встал на пути десятника.
— Убирайся! Это наша таверна!
— А мне насрать! — разъярившийся десятник занес меч.
— Я сказал тебе, что проветрю твои кишки! — хладнокровно произнес человек со шрамом.
Парировал собственным мечом клинок десятника и точным ударом крисса ниже кирасы рассек стражнику мышцы живота.
Десятник выронил меч и схватился за живот. Кровь струилась между пальцев и капала на пол. Лицо его приобрело серый оттенок.
Солдаты сгрудились вокруг начальника, выставив вперед мечи. Атаковать они не решались — на каждого приходилось по меньшей мере по одному бойцу, а то поспеет подмога с кораблей — от стражников и рваных подметок не останется. Десятника подхватили, чтоб он не упал.
Арбалетная стрела оцарапала ухо солдату, стоявшему впереди. Это решило дело: стражники ретировались.
Взгляды обратились к Нилу.
— Он немного повздорил с Душителем! — сообщил Хихарра.
— Да,- ухмыльнулся гигант.- Я немного… придушил его. И он обиделся.
— Не врешь, белолицый? — спросил один из моряков.- Душитель никогда не ходит без мордоворота Торона!
— Торона он тоже немного… Как ты сказал? — Хихарра обернулся к Нилу: — Помял?
— Хочу выпить с тобой! — сказал моряк со шрамом, протискиваясь сквозь обступившую Нила толпу.- Выпить с тобой — честь. Мой трехмачтовик уходит в море Зур. С рассветом. Платы я с тебя, ясное дело, не возьму.
— А почему ты, Рубец? — возмутился худой длинный моряк с кривым носом и блестящими навыкате глазами.- Мой «Удачник» тоже уходит завтра утром.
— А потому я,- отозвался меченый,- что я уже поил своего весельчака,- он похлопал по рукояти меча,- когда ты еще выцеживал свою тридцатую кружку.
— Тихо! — рявкнул Хихарра так, что зазвенели кувшины над головой трактирщика.- Я его привел сюда — со мной он и уйдет, кусай меня в задницу!
— Если б я мог,- громогласно заявил Нил,- я пошел бы с каждым, друзья! Нигде я не видел столько достойных мореплавателей, храни вас Морская богиня! Хозяин! — Он повернулся к трактирщику, голова северянина на поллоктя возвышалась над макушкой самого рослого из моряков.- Хозяин, чашу! Хочу, чтоб вы все стали моими кровниками!
Чаша появилась на столе. Нил опрокинул в нее кувшин с вином, медленно провел кинжалом по предплечью. Кровь из ранки капнула в чашу. Хихарра чиркнул криссом по руке — и его кровь смешалась с кровью Нила. Кормчий со шрамом стал третьим. Через десять минут вино пополам с кровью тридцати семи моряков разошлось по их желудкам. Нил разбил чашу о стену, и дружный рев вырвался из трех дюжин глоток.
— Ты не только силен, борец, но и неглуп! — шепнул Хихарра.- Только что ты был здоровенным аппетитным куском человечины для крысолюбов Дага, а сейчас за тобой — два десятка кораблей. Еще малость — и я поверю, что ты не только побываешь в Урнгуре, но и сумеешь рассказать о нем старому Хихарре!
* * *
Когда Шинону доложили, что светлорожденный в городе, он пил кофе и читал балладу о Прекрасной из Тайдуана в переводе на конгаэн.
— Вызвать стражу из порта? — спросил домоправитель.
— К чему? — удивился Шинон.- Он — один. И я — один. Все в порядке.
— Но…- домоправитель замялся,- он очень опасен.
— Я тоже очень опасен. Не докучай! — И углубился в чтение.
Но едва домоправитель вышел, Шинон тотчас отбросил свиток. Подойдя к оконной арке, воин внимательно оглядел собственный парк с высоты третьего этажа. Потом проверил исправность арбалета-ловушки, нацеленного на дверной проем. Сняв мундир, Шинон натянул толстую фуфайку из белой шерсти, подкольчужную куртку из шести слоев паутинной ткани, а поверх — легкую, но очень прочную кольчугу из особого сплава. Затем опять надел мундир. Огромный коричневоглазый боевой пес поднял голову и посмотрел на хозяина.
— Нет, Равахш! — сказал Шинон.- Я слишком люблю тебя. Пойдем.
Он увел пса в дальнюю комнату, снабженную дверью с запором, и оставил там. Вернувшись, Шинон застегнул на руке боевой браслет и положил на стол три метательных ножа, сбалансированных, с тяжелыми широкими лезвиями. Вынув из ножен меч, Шинон осмотрел его и остался доволен.
Вынув из ножен меч, Шинон осмотрел его и остался доволен. Конечно, это не бивень хармшарка, но дымчатое лезвие из лучшего конгского сплава вполне могло устоять против белого клинка. Пусть Эрд — один из лучших мечей Империи, зато Шинон — из лучших мечей Конга. А измученный схваткой на дороге и бешеной скачкой светлорожденный будет не в лучшей форме. Если Шинон один на один победит упрямого аристократа, обставившего сотню воинов… Конгай улыбнулся: подсказав совершенно нелепый план засады этому бумагомараке Хурану, Шинон поступил мудро. Ганг никогда не купился бы на подобную глупость. А раз северянин, как и полагал Начальник Гавани, сумел вывернуться, значит, не скучно будет скрестить с ним клинки. Возможно, смерть Эрда от руки конгского военачальника осложнит отношения с Империей больше, чем смерть его от руки разбойника… Это проблемы Наместника. Кто осудит Шинона за то, что он сумел себя защитить?
Но где-то в глубине души конгай чувствовал сожаление. Да, он убьет Эрда. Но, сложись дело иначе, Шинон охотно оставил бы светлорожденного в живых. Славный парень, немного чванливый, но доверчивый и отважный, как он сам. Пожалуй, проживи он еще десяток лет,- и из него получился бы добрый мореход, не хуже самого Шинона. Даром что аристократ! Шинон вспомнил о соххогоях, и губы его искривились: вот кого он пощупал бы мечом! И заодно узнал бы, действительно ли красноглазые такие бесподобные бойцы, как о них говорят.