Ди Гон, озлобленный еще более, пробормотал заклятие, достаточно сильное, чтобы наказать гордячку. Но только впустую щелкал пальцами. Приступы бешенства были его слабостью, ценой за поражение. И расплачивался он своей силой.
И расплачивался он своей силой. Хлыст, и тот становился бесполезной игрушкой. Даже не будь Королева Королевой, он и тогда ничего не смог бы ей сделать, маленький человечек в диадеме сирхара, до той поры, пока не иссякнет его гнев.
* * *
Большая лодка с высокой прямоугольной палубой неторопливо скользила по спокойной черной воде озера. Середина ночи. Луна зашла, а масляные светильники горели так ярко, что плывущие на лодке почти не различали звезд. Скрестив ноги, они сидели на прекрасном ковре, над которым трудился не один десяток ткачей. Ронзангтондамени с тремя из своих мужей, а напротив — Этайа с Санти.
— Ты сказала, Этайа, сестра, что юноша твой — певец? — сказала Женщина Гнона.- Попроси его спеть. Я никогда не слышала конгских певцов. Вы не против, мои милые? — она посмотрела на мужей.
Трое мужчин одновременно кивнули ей, нежно улыбнувшись.
— Он здесь,- ответила Этайа.- Попроси его сама.
Глаза Ронзангтондамени расширились. Она была удивлена и обрадована:
— Ты разрешаешь мне? Благодарю!
Она посмотрела на Санти столь откровенно, что юноше стало неуютно.
— Ты споешь? — спросила она ласково.
«Что мне делать?» — воззвал Санти к фьёль.
«Она кажется тебе некрасивой?» — фьёль отлично поняла заданный вопрос.
«Нет, но я не хочу!»
«Разве тебя принуждают?»
В мысленном общении не бывает недомолвок. Что не сказано, то увидено. Если не желаешь что-то скрыть. Санти немного обиделся, но тут же улыбнулся. То, что в ответ показала ему фьёль, действительно казалось забавным.
Ронзангтондамени отнесла улыбку на свой счет. И обрадовалась ей.
— Да. Я спою,- вежливо сказал Санти, перестав улыбаться.- Что ты желаешь услышать, госпожа?
— Все, что ты захочешь спеть! — ответила Женщина Гнона.- Все, что пожелаешь! Я никогда не слышала конгских… песен!
* * *
Мощные бронзовые крылья были почти неподвижны. Ветер и восходящий ток теплого воздуха несли дракона над синими морскими водами. Длинная шея, туловище, рогатая голова дракона тоже почти не шевелились. Двигался только хвост с широкой горизонтальной лопастью на конце. Гестион ощущал мысли дракона, медленные, окрашенные удовольствием полета. Мальчик держался руками за выступающий шип с темной верхушкой. Цвет кожи на позвоночном выступе менялся от основания к концу так же, как цвет загибающегося вперед рога на голове. Ногами Гестион чувствовал тепло, исходящее от несущего его живого тела, а спиной — тепло тела Учителя, сидевшего сзади.
— Тебе нравится управляться с драконом? — раздался голос за спиной.
— О да! Никогда не думал, что это так приятно! И совсем не страшно!
— Верно! Ты понравился бронзовобрюхому! — засмеялся маг.- Теперь, даже если ты и захочешь упасть, он тебе не позволит. Это хорошо! Тебе придется летать одному!
— Одному? — Гестиону стало немного не по себе.- А когда?
— Не сегодня. И не завтра. Не робей! — Учитель похлопал его по плечу и засмеялся.- Тебе будет о чем рассказать в Руне, мальчик!
Дракон слегка опустил левое крыло, и Гестион увидел внизу маленький островок.
* * *
— Спой мне еще! — попросила Ронзангтондамени.
Они сидели на третьем этаже ее дома. Глядя вниз, Санти видел матовую поверхность воды с синей лунной дорожкой. Он спел почти все свои песни. Он пел ей в лодке, он пел ей внизу, когда они вернулись. Он пел и здесь, в маленькой комнате, с окном от самого пола и стенами круглыми, как походный шатер. Уютная комнатка на третьем этаже Озерного дома. Санти было спокойно в ней. Она принадлежала Ронзангтондамени, была пропитана ее запахом, похожим на запах смешанного с вином свежего молока. И ее уверенностью.
— Я устал, госпожа моя! Горло мое пересохло! — сказал Санти.
— Не зови меня «госпожой»! — Голос женщины был мягок и наполнен силой. Он был знаком Санти, этот тембр, этот тон.- Зови меня Ангнани! — И хлопнула в ладоши, призывая слугу.
— Как скажешь! — улыбнулся Санти.- А что это означает?
Женщина смутилась.
— Это не перевести на конгайский,- ответила она.
Санти чувствовал: она говорит неправду.
Вошел слуга, гибкий, как речной тростник, юноша в белой одежде, перехваченной на талии голубым кушаком.
Ронзангтондамени произнесла несколько слов по-урнгурски, а когда слуга поклонился, погладила его мимоходом по щеке, и юноша улыбнулся смущенно и заискивающе. И тут Санти вспомнил, почему ему кажется знакомой интонация женщины. Именно таким тоном, нежным и вкрадчиво-уверенным, он сам разговаривал с девушками там, в Фаранге, когда чувствовал их готовность прийти к нему, когда тонкая ниточка близости начинала сплетаться в кокон, что отделит двоих от всего остального мира.
И Санти по-новому посмотрел на Ронзангтондамени, на женщину, привыкшую повелевать мужчинами. Женщину, которая не слышала слова «нет» не потому, что была желанной, но потому, что желала сама. Он словно впервые увидел это смуглое лицо с высокими скулами и большим ртом, синие ясные глаза, тонкий нос с высокой горбинкой, толстые косы, длинную, сильную по-мужски шею, охваченную несколькими нитками грубо отшлифованной бирюзы, высокую грудь, поднятую лифом платья…