— Покажите-ка ее мне!
Слегка удивленный, он протянул мне бутылку, и я сделал вид, что углубился в ее изучение, и изучал очень долго, надеясь, что он забудет о пустом месте в витрине. К счастью, в этот момент вошел новый посетитель, и бармен, покинув меня, вернулся на свое место за стой-кой. Через некоторое время он принес мне мой кофе, но другую бутылку на место той, которую отдал мне, так и не поставил. Я облегченно вздохнул и принялся наблю-дать за подъездом, который сейчас был виден как на ладони.
Я рассчитывал, что Чечилия приедет автобусом, так как знал, что денег у нее нет, а кроме того, направляясь на свидание, она никогда не спешила. Автобусом до Париоли — это должно было занять минут двадцать. Но ра-зумеется, все это в том случае, если Чечилия действи-тельно вышла за минуту до моего звонка и действительно отправилась к Лучани. Я решил — по крайней мере в
221
Альберто Моравиа
течение какого-то времени — считать эти предположе-ния соответствующими действительности и без особого напряжения провел, не отрывая глаз от подъезда, два-дцать минут.
Отсидев первые двадцать минут, я вытерпел еще де-сять, а затем выдвинул на свое рассмотрение дилемму: Чечилия либо приехала еще до меня (в этом не было ничего невозможного, так как я три раза застревал у се-мафора), либо не приехала вовсе. Что делать? Ждать, ког-да она выйдет, или уехать? Я был настолько уверен, что в этот день Чечилия должна быть у Лучани, что в конце концов решил подождать. Кроме всего прочего, думал я, если она приехала минут за пять до меня, мне оставалось ждать на тридцать пять минут меньше.
И тут словно бы для того, чтобы лишить меня и этого жалкого утешения, перед моими глазами неожиданно по-явилась мужская фигура в зеленом пальто. Мне почуди-лось в этой спине что-то знакомое, а когда мужчина на-чал переходить улицу, я окончательно узнал широкие плечи и крашеные, слишком светлые волосы: это был актер. Я видел, как он вошел в подъезд и исчез.
Стало быть, ожидание еще только начиналось. Чечи-лия приехала раньше и ждала актера внутри или не при-езжала вовсе, но, чтобы удостовериться и в том, и в дру-гом, я должен был сидеть тут Бог знает сколько времени.
Я видел, как он вошел в подъезд и исчез.
Стало быть, ожидание еще только начиналось. Чечи-лия приехала раньше и ждала актера внутри или не при-езжала вовсе, но, чтобы удостовериться и в том, и в дру-гом, я должен был сидеть тут Бог знает сколько времени. И тридцать минут, которые я уже прождал, прошли, зна-чит, зря.
Я тут же заметил, что если ожидание у дома Чечилии было мучительным, то у дома Лучани оно стало еще ужас-нее. Ведь, карауля Чечилию у ее дома, я, собственно, ждал, когда она кончит есть, или одеваться, или болтать с матерью — все вещи совершенно невинные, а вот сторожб ее у дома Лучани, я ждал, когда они кончат заниматься
222
Скука
любовью. Таким образом, если час назад я страдал от пустого и неопределенного ожидания, которое не в силах было заполнить мое воображение, сейчас, когда я был уверен, что Чечилия у Лучани, я страдал от ожидания, следующего в своем развитии ритму полового акта. Не в пример тому, что было раньше, сейчас, посмотрев на часы, я мог по минутам рассчитать все, что происходит в квартире актера: вот сейчас Чечилия стягивает через го-лову свитер. Сейчас, голая, идет к кровати, залезает на нее, ложится. Сейчас она испытает первый оргазм — два-три судорожных движения живота, и она в изнеможении откидывается, запрокинув назад голову. Понятно, что все эти картины усиливали ощущение, что я не обладаю и никогда не обладал Чечилией, — до сих пор я обладал ею лишь постольку, поскольку обладал ее телом, а тело ее сейчас покоилось в объятиях Лучани.
С другой стороны, ощущение неуловимости Чечи-лии рождалось из того, что я не был уверен, что она дей-ствительно находится сейчас в квартире актера. В конце концов, вполне возможно, что сегодня, по какой-то не-известной мне причине, они как раз не должны были встречаться. В таком случае все эти картины становились действительно плодом воображения типичного ревнив-ца, который на основе одной ошибочной детали выстра-ивает все здание своих предположений. Однако из этого вовсе не следовало, что Чечилия мне не изменяла; из этого следовало только, что она не изменяла мне сегодня.
В конце концов я решил позвонить Лучани и попы-таться по каким-нибудь шумам и звукам определить, там ли Чечилия. К счастью, телефон находился у самых две-рей бара, так что я мог звонить, не прерывая наблюдения. Я подошел, набрал номер, услышал голос актера и бро-сил жетон. Мой расчет оказался не совсем ошибочным;
223
Альберто Моравиа
пока актер твердил: «Алло, алло», я сумел расслышать едва различимые звуки танцевальной музыки, и у меня упало сердце: я знал, что Чечилия любит заниматься лю-бовью под музыку. Повторив «алло» в последний раз, актер добавил к нему всего одно слово «идиот» и повесил трубку. И если музыка подсказала моему воображению размеры, форму и вид помещения, где она звучала, то это оскорбление — вместе с раздражением, естественным для человека, досадующего на помеху, в нем звучала нота мужского тщеславия, вдохновленного тем, чему именно мой звонок послужил помехой, — заставило меня пред-ставить себе Чечилию и актера, какими они были в этот момент: он, совсем голый, стоит у столика с телефоном, так что можно разглядеть и мощную грудь, и широкие волосатые плечи, и сильный живот, и член, находящий-ся, вероятно, еще в состоянии эрекции, и мускулистые бедра; она, тоже голая, томно раскинулась на диване, не отрывая глаз от тела любовника. Я положил трубку и вернулся на свое место около витрины.