166
Скука
— Спасибо. Но, если хочешь, мы действительно мо-жем встречаться пореже: скажем, раза четыре в неделю.
— Нет, нет, ерунда. Я что-нибудь придумаю.
Она подошла к креслу, на которое недавно бросила свитер, и снова принялась раздеваться. Я смотрел, как, сомкнув на боку руки, она расстегивает молнию, и спра-шивал себя: «Неужели все эти ловкие и грациозные дви-жения, которыми она сбрасывает с себя одежду, обнажая тело, стали вдруг в моих глазах такими же скучными и бессмысленными, какими были раньше?» И после ми-нутного размышления вынужден был признать, что это именно так.
Чудо вдруг повернулось ко мне изнанкой; то, что при-давало действительности характер волшебства, было вдруг словно отобрано самой Чечилией, которая была такой желанной, пока я подозревал ее в измене, а теперь, когда я убедился, что был не прав, снова как будто перестала существовать: да, я воспринимал ее поверхностью чувств, но от этого она не становилась более реальной. Я поду-мал, что она — «вся здесь», вся в этом жесте, каким она расстегивает молнию, безо всякого намека на какое-либо отдельное от меня существование и тайну, и именно по-тому ее для меня нет; я уже и так владел ею, владел до того, как половой акт даст совершенно ненужное под-тверждение этому и без того отчетливому чувству облада-ния; она и так была моя, и потому при виде ее я не испы-тывал ничего, кроме скуки.
Я поду-мал, что она — «вся здесь», вся в этом жесте, каким она расстегивает молнию, безо всякого намека на какое-либо отдельное от меня существование и тайну, и именно по-тому ее для меня нет; я уже и так владел ею, владел до того, как половой акт даст совершенно ненужное под-тверждение этому и без того отчетливому чувству облада-ния; она и так была моя, и потому при виде ее я не испы-тывал ничего, кроме скуки. Помню, что, размышляя обо всем этом, я тоже раздевался и не без опаски бросил взгляд на свой член, беспокоясь, что под влиянием этих мыслей он не встанет. Но я ошибся и, как никогда, вос-хитился могуществом природы, которая заставляет чело-века испытывать желание без настоящего желания. Те-перь и я был совсем голый. Я лег на диван, на спину, как
167
Альберто Моравиа
ложится больной в кабинете врача, с ощущением пред-стоящей малоприятной и очень далекой от любви проце-дуры.
И тут произошло неожиданное. Чечилия, кончив раз-деваться, как всегда подошла на цыпочках к окну и задер-нула шторы, а потом вдруг с неожиданным страстным порывом — так, почувствовав себя небывало свободны-ми, мы бежим навстречу морю — бросилась к дивану и с воплем триумфа рухнула на него, подмяв меня под себя всей своей тяжестью. Потом неловко встала надо мной на четвереньки и, упираясь ладонями в мои плечи, вос-кликнула:
— Ну признайся, признайся, ведь ты подумал, что я изменяю тебе с Лучани?
Я посмотрел на ее довольное, покрасневшее от воз-буждения лицо, на спутанные легкие волосы, которые никогда еще не казались такими живыми, и неожиданно обрел полную уверенность в том, что только что казалось мне невозможным: да, Чечилия мне изменяла, да, она изменяла мне с актером. Об этом говорил сам ее голос, в котором звучало наивное торжество ребенка, который кричит своему приятелю: «Ara, попался!»
И я тут же посмотрел на нее совершенно по-новому, и она показалась мне реальней, чем когда-либо, — с этой ее смуглой и полной грудью зрелой женщины и худым торсом подростка, с этими ее мощными, сильными бед-рами и тонкой талией, и еще я подумал, что она стала реальной и желанной именно потому, что сумела ускольз-нуть от меня посредством лжи и измены. Охваченный при этой мысли какой-то мучительной мстительной яро-стью, я схватил ее за волосы с такой силой, что она вскрикнула, опрокинул и подмял под себя. Обычно фи-зическое обладание было для меня всего лишь подтверж-
168
Скука
дением ее полной мне подчиненности и лишь усиливало скуку, которую вызывала у меня эта словно бы несуще-ствующая, абсурдная Чечилия. Но на этот раз я почув-ствовал сразу же, что физическое обладание лишь под-тверждает отсутствие подлинного обладания: да, я был с ней груб, да, я подминал ее под себя, кусал ее, проникал в ее лоно, но я не обладал ею, она была не здесь, а где-то в недоступном мне месте. В конце концов я отвалился от ее тела, обессиленный, но по-прежнему разъярен-ный, выйдя из ее лона, как из раны, не нанесшей ей никакого вреда; мне показалось, что в лице Чечилии, лежавшей подле меня с закрытыми глазами, кроме сыто-го удовлетворения, которым обычно сопровождается уто-ление плотского аппетита, было что-то странно ирони-ческое. Это, подумал я, иронически улыбалась мне сама реальность, которая ускользала от меня в тот самый мо-мент, когда я, казалось, подчинял ее себе. Я пристально посмотрел на Чечилию. Должно быть, она почувствовала мой взгляд, потому что открыла глаза и тоже на меня посмотрела. Потом сказала:
— А ты знаешь, сегодня было очень хорошо.
— А разве не всегда одинаково?
— О нет, всегда по-разному. Бывают дни, когда не так хорошо, но сегодня было хорошо.
— А что значит — хорошо?
— Разве это объяснишь? Женщина чувствует, когда хорошо, а когда нет. Знаешь, сколько раз я кончила?