— От звонка зависит, поедем мы в студию или нет.
— Кто должен тебе звонить?
Она смотрела на меня некоторое время каким-то не-понятным, словно бы изучающим взглядом, потом ска-зала:
— Мне должен позвонить один кинопродюсер, чтобы назначить встречу. Если это будет скоро, боюсь, что се-годня мы к тебе не поедем.
Я ни на минуту не усомнился в том, что она лжет. Об этом говорила сама ее интонация, слишком натуральная. Такой натуральности можно достичь лишь тогда, когда лжешь. Я сказал:
— Почему ты не хочешь сказать правду? Ведь это ак-тер должен тебе звонить.
— Какой актер?
— Лучани.
— Да я только вчера с ним виделась, — сказала она неожиданно, предлагая мне проглотить правду суточной
202
Скука
давности, чтобы скрыть ложь, сказанную минуту на-зад. — С ним я и ходила к продюсеру. Зачем мне видеться с ним каждый день?
— Но вчера-то у продюсера виделись?
— Ну и что? Лучани просто нас познакомил. Но вчера продюсер не мог меня принять и сказал, что позвонит завтра.
Я заметил, насколько все это было правдоподобно. Больше того, все это могло быть даже правдой, во всяком случае в деталях; я знал, что, когда Чечилии приходилось лгать, здание лжи она всегда возводила из материалов правды. Но я стоял на своем:
— Нет, это Лучани должен тебе звонить. Ну что тебе стоит это признать?
— Ничего не стоит, только это неправда.
— Если это неправда, давай я подойду у телефону и отвечу вместо тебя.
— Пожалуйста, если это доставит тебе удовольствие.
Ее уступчивость навела меня на мысль, что у них с
Лучани, как это бывает между любовниками, была дого-воренность: если трубку берет она, Лучани говорит, что это он, если кто-то другой, он говорит, что это продюсер. Я сказал с горечью:
— Нет, я не хочу ставить опытов.
Я сказал с горечью:
— Нет, я не хочу ставить опытов. Я хочу только, что-бы ты поняла одну вещь, всего одну.
— Какую вещь?
— Мне не надо, чтобы ты меня любила, мне надо только, чтобы ты говорила мне правду. Я предпочитаю услышать, что ты сегодня встречаешься с Лучани, если ты действительно с ним встречаешься, чем видеть, как ты это от меня скрываешь, думая, что мне это будет непри-ятно.
203
Альберто Моравиа
Мы посмотрели друг на друга. Потом она погладила меня по щеке почти что с нежностью и сказала:
— Моя правда состоит в том, что сегодня я не встре-чаюсь с Лучани. Ты предпочитаешь, чтобы я сказала твою правду, то есть что я с ним встречаюсь.
Таким образом, сама того не желая, Чечилия прого-ворилась, что правда и ложь для нее одно и то же, то есть что для нее не существует ни правды, ни лжи. Из коридо-ра вдруг донесся телефонный звонок. Чечилия тотчас вскочила с моих колен и, воскликнув: «Телефон», выбе-жала из комнаты. Я вышел следом за ней.
Телефон находился в конце коридора, в самом тем-ном его углу; он стоял там на этажерке. Я увидел, как Чечилия сняла трубку, поднесла ее к уху и сразу же сказа-ла: «Здравствуйте». Я подошел, и тогда она, словно желая спрятать, защитить от меня черную эбонитовую трубку, в которую она говорила и из которой обращались к ней, неожиданно повернулась ко мне спиной. Разговор про-должался. Я заметил, что Чечилия отвечает односложно и говорит словами еще более стертыми, чем обычно, и неожиданно проникся твердой уверенностью в том, что на том конце провода — актер, что они с Чечилией дого-вариваются о свидании и что Чечилия мне с ним изменя-ет. В то же время я заметил, что испытываю мучительное желание: я хотел ее, лгущую и ускользающую и оттого такую реальную и такую желанную, словно, возьми я ее здесь, прямо в коридоре, в то время, когда она говорит с любовником, я овладею ею как раз в тот момент, когда посредством телефона она думала от меня ускользнуть. Я тесно прижался к ее спине, как недавно в ванной, но, заметив, что она отвечает мне движением ягодиц, понял, что она не только не против такого необычного и неудоб-ного соития, но хочет его, словно желает загладить этой
204
Скука
своею неискренней готовностью тот факт, что по-настоящему она принадлежит тому, с кем говорит сейчас по телефону. И все-таки я прижимался к ней, полный ярос-ти и желания, как вдруг вспомнил, что Балестриери од-нажды взял ее на кухне точно таким же образом и, может быть, обуреваемый теми же самыми чувствами. Я резко отстранился; Чечилия, почувствовав, что за спиной меня больше нет, бросила на меня из-за плеча вопроситель-ный взгляд, потом, продолжая говорить, протянула назад свободную руку и сжала мою. Я отдал ей свою руку и остался стоять позади нее, прислонившись к стене, опус-тив голову и не зная, что думать. Наконец Чечилия сказа-ла: «Ну значит, договорились. До скорого», повесила трубку и минутку постояла в задумчивости, не выпуская моей руки.
— Очень жаль, — сказала она наконец, обернувшись, — но сегодня мы не поедем в студию. Через полчаса меня ждет продюсер.
— Хорошо, я ухожу.
— Подожди, выйдем вместе.
Чечилия пошла впереди меня по коридору к своей комнате. Она вошла туда первой, а когда вошел я, тща-тельно заперла за нами дверь.
— Хочешь, мы прямо сейчас займемся любовью? Но только сразу, потому что у меня в самом деле нет времени.
Услышав это предложение, такое щедрое и такое ци-ничное, я почувствовал прилив желания, которое, каза-лось, никогда уже не сможет насытиться именно потому, что я желал не только ее тело, такое послушное и подат-ливое, но всю ее целиком.